Нину. Он уже знал наш номер. Двери в отделения открываются по звонку с внешней стороны или магнитными карточками, которые нам выдали уже на следующий день. С их помощью можно также заезжать на больничный паркинг бесплатно.
Нина была бледная и растерянная, но страшно обрадовалась нам с Саней. Прижимала к себе так крепко, что «трещали» ребра. В этом отделении все палаты индивидуальные, с душем и туалетом, с обязательным тамбуром, где посетители надевают одноразовые халаты, если надо, маски, протирают руки спиртовым раствором из диспенсера, прикреплённого к стене. Халаты стопкой сложены на полке, рядом коробка с масками и коробка с перчатками. Медсёстры заходят, всегда надевая одноразовые халат, маску и перчатки, даже если они делают это по 100 раз на дню, чтобы не переносить возможные инфекции и бактерии из одной палаты в другую. О ни-то ходят в разные палаты. Кроме нас, ближайших родственников, заходить к ребёнку можно только одному постороннему посетителю для соблюдения безопасности. И тогда на двери висит зелёное яблоко. Но если ребёнок болен – у него инфекция, температура, ему на дверь вешают красное яблоко. И это означает, что посещения запрещены. В палате могут быть только родители. Родители, кстати, могут находиться круглосуточно. Есть диван, постельное бельё, подушка.
Мы уселись рядком на диван рядом с Нининой кроватью. Было тяжело. Да что там тяжело. Паскудно было. Отвлекались вязкими рассказами о бытовых мелочах. Обсуждали планы, уже расписанные врачом. В ближайшие два дня нужно было провести несколько важных исследований, МРТ, КТ, УЗИ всех органов, ЭКГ сердца. Я удивилась, когда же врачи успеют всё сделать, ведь на носу Рождество. Мне всегда казалось, что в Европе уже к 20 декабря рабочая жизнь замирает, уступая место веселью, ярмаркам, глинтвейну и иллюминации. Главная врачиха, профессор, с абсолютно невыговариваемой фламандской фамилией, ростом под два метра, худая, моложавая, в короткой юбке и сиреневых колготах, удивилась моему удивлению. Приподняла слегка насмешливо бровь и сказала: «В нашем отделении нет выходных и праздников, мы работаем круглосуточно, поэтому Ваши волнения напрасны». И так строго и чётко это произнесла, что мне стало как-то немного легче, будто она взяла часть груза ответственности на себя, разделила с нами. Мы тут же дали ей прозвище – Долговязая. Ну абсолютно невыговариваемая фамилия. Нина хотела есть, больничная еда ей не нравилась, и мы ушли с Митей в кафетерий, где я впервые за последние сутки выпила кофе и съела бутерброд. Мы сидели за маленьким столом напротив друг друга. Кругом было шумно и полно народа – больных и их посетителей, на нас никто не обращал внимания. Митя гладил мне пальцы. Он ничего не мог мне обещать, ничего. И я ему тоже. «Нужно Нине купить подушку, – прервал он наше молчание, – она сказала, что больничная очень неудобная, спать совсем невозможно. Я узнал, какую подушку ей можно – только синтетическую. Пуховые запрещены – в них могут завестись клещи, бактерии». Я поняла, как сейчас любая бытовая тема спасает нас от отчаяния. С воодушевлением мы полезли в интернет искать ближайший магазин. Да, нужно ехать