большого, во всю стену кабинета, мебельного гарнитура, собранного неведомыми умельцами из полированного ДСП. По меркам 80-х это был обкомовский уровень. Во второй половине 90-х, с появлением всякого рода роскошных отделочных материалов, полированные шкафы уже не выглядели так же круто, как раньше, но для нас, аборигенов российской глубинки, этот антураж все еще внушал почтение.
Полковник Марчак стоял в новенькой шинели и каракулевой папахе и напряженным взором пытался узнать себя в зеркале. Шинель с папахой несколько диссонировали с теплой майской погодой, поэтому я вопросительно смотрел то на него, то на шинель. Напряженный и отчасти безрадостный его взор, кстати, был легко объясним. Шинель выглядела… не очень. Анатолий Петрович, конечно, мужчина крупного телосложения, но шинель явно шилась для Кинг-Конга. По длине она была ему до пят. Если бы наш полковник служил в кавалерии, такой размер был бы еще ничего, но кавалерии давно нет. Рукава полностью прикрывали ладони, даже когда полковник их вытягивал. При этом шинель как-то умудрялась горбом выгибаться у него на спине. Это не считая того, что погоны были пришиты так, что воинское звание можно было определить только со спины.
– Ну, что скажешь? – посмотрев на меня, спросил военком.
– Я думал, что мы уже перешли на летнюю форму, – ухмыльнулся я.
– Тебе не кажется, что она мне немного великовата? – военком повернулся другой стороной и попытался заглянуть себе за спину.
– Шинель? – на всякий случай уточнил я. Папаха сидела у него на голове вполне приемлемо.
– Шинель…
– Чуть-чуть есть, – признал я. – В дивизионном доме быта шили?
– Ну а где еще…
– Не хотел бы я встретить человека, которому эта шинель была бы мала. Особенно ночью.
– Палатка с погонами, – сказал Анатолий Петрович и добавил пару непечатных слов. – Что там у тебя? А то я сам хотел тебя звать. Присядь…
Он подписал справки, которые я положил ему на стол, потом дождавшись, когда комиссар шлепнет на них печать, я сунул их в папку. Захлопнув папку, я вопросительно посмотрел на полковника.
– В 11 часов ты выступаешь по местному радио.
– Я?
– Да, ты.
– На какую тему?
– Ну, какая сейчас тема… День Победы. До последнего надеялся, что горло пройдет, но сам видишь, какой у меня голос… вернее, слышишь.
Голос у него и вправду уже несколько дней был простуженным, и даже когда военком говорил что-то доброе и веселое, голос звучал… аки лев рыкающий. Этот голос всех пугал, потому что в отличие от своего голоса, Анатолий Петрович был человеком довольно уравновешенным и по характеру вполне адекватным.
– Так я не готовился, – попробовал я отбрыкнуться. – Что я там скажу?
– Озвучишь этот текст и все, – военком подвинул мне толстую стопку бумаги серого цвета стандартного формата. – Только прочитай перед тем, как пойдешь.
– Товарищ