пятится к постели, на которой разлеглась пушистая кошка. В темноте её глаза отливали отраженным светом, а шерсть казалась вовсе белой.
Кошка урчала.
Ворчала.
И голоса отступали.
– Звать на помощь бесполезно, – сказала Аглая кошке, потому что молчать было выше её слабых сил. – Все спят. И не проснутся, даже если пожар приключится. А он рано или поздно приключится. Или не пожар.
Она тихонько вздохнула и, забравшись на кровать, – игрунки, верно, почуяли неладно, а потому в Аглаину комнату не совались – добавила:
– Завтра надо будет сказать… только кому?
По-хорошему следовало бы доложить Эльжбете Витольдовне, чтобы уж она собрала комиссию, с магами, с людьми государевыми, которых положено звать в подобных случаях. Но вот… послушают ли Аглаю? Нет, должны бы, но… но вдруг послушать послушают, а её запрут?
В школе?
Или… или отдадут Гурцееву, который тоже запрет, но не в школе?
Станут опять говорить… всякое. Аглая уже поняла, что говорить ведьмы умеют красиво, и как знать, не поверит ли она вновь, что все правильно, что все так, как должно?
Глупый страх. И долг велит одно, а сердце трясется заячьим хвостом.
– Если не скажу, то… плохо. Они ведь не просто так появились, – Аглая погладила кошку, которая от прикосновения этого заворчала. – И сильные, если весь дом убаюкали. Тут до беды недолго… может, уже даже… но… поверят ли?
Кошка вздохнула.
И Аглая тоже.
А потом раздалась песенка, которая без слов, чем-то напоминающая мурлыканье, и стих шепоток, и звуки шагов тоже стихли, и вовсе стало тихо-тихо.
– Я скажу ей, – решила Аглая, прикрывая глаза. Сон, с которым она так старательно боролась, все же подкрался. – Она умная… она поймет, что нужно делать.
Глава 10
В которой князь наносит весьма своевременный визит
Золотое правило: у кого золото, у того и правила.
Утро не задалось.
Еще с ночи не задалось, когда Стася, воротившись в комнаты – в них было все так же душно и тяжело – пыталась уснуть. Она до рассвета проворочалась на мягких перинах, которые стали вдруг то слишком уж мягки, то чересчур комковаты, да без толку.
Сон не шел.
И мерещилось вот…
Бес, что улегся в ногах, тихо урчал, но урчание его нисколько не спасало. А потом сквозь ставни пробился тонкий луч, и Стася поняла, что и дальше притворяться спящей смысла нет.
Вот ведь…
– Конь? – почтенная вдова, еще более грузная и краснолицая, чем прежде, поджала губы. И щеки её надулись двумя пузырями, а три подбородка легли один под другой, прикрывая шею. – Какой конь? Коней у меня много. Оставляют.
Она сидела во главе стола, на который молчаливая, какая-то измученная челядь, выставляла пироги да плюшки, несла молоко, сливки и миски с творогом. Кувшины да ковшики, полные, что молока, что кваса, что иных напитков.
– Верно, – кивнул Фрол Матвеевич, подавивши