как пощечина. Ярость, до этого момента сдерживаемая, вырвалась наружу слепящей вспышкой. Он резко развернулся, и Лира почувствовала это – не как эмоцию, а как физический удар. Волна чистой, незамутненной ярости прокатилась по связующей их нити и врезалась в нее. Мир качнулся, перед глазами потемнело, она задохнулась, инстинктивно хватаясь за солнечное сплетение, где возникла фантомная боль.
Арес замер. Его голова резко дернулась в ее сторону, багровые глаза сузились. Удивление на мгновение стерло ярость с его лица. Он увидел ее – согнувшуюся, бледную, с гримасой боли. Он нахмурился, его взгляд ушел внутрь, словно он прислушивался к странному эху в собственном существе.
– Что это такое? – прорычал он, его голос был ниже, опаснее. Он сделал шаг к ней, и она отшатнулась. – Что ты сделала, смертная? Какое колдовство?
– Я… я ничего не делала! – выдохнула Лира, отступая, пока не уперлась лопатками в холодную стену. Бежать было некуда. – Ритуал Отклика… он должен был… просто услышать. Но артефакт… он среагировал… и теперь… эта связь… – Она беспомощно махнула рукой в пространстве между ними.
Он остановился в двух шагах. Достаточно близко, чтобы она могла видеть тончайшие линии у глаз, которые не старили, но говорили о немыслимом возрасте. Достаточно близко, чтобы ощущать жар его тела, видеть, как пульсируют багровые символы на его коже в такт его дыханию – глубокому, тяжелому, как у зверя, готового к прыжку.
– Связь? – Он выплюнул это слово, как проклятие. – Смертное насекомое и… – Он запнулся, его лицо исказилось гримасой отвращения, направленного не столько на нее, сколько на саму ситуацию. – Как долго? Сколько я отсутствовал?
– Легенды… они говорят о трех тысячелетиях. С момента Исхода. – Произнося это, Лира чувствовала головокружение. Три тысячи лет сна. Каково это – пробудиться в мире, который тебя не помнит?
В этот момент здание содрогнулось снова. Легче, чем при пробуждении, но ощутимее. С потолка дождем посыпалась штукатурка. И снаружи, из города, донесся нарастающий гул – тревожный набат храмового колокола, далекие крики, лай собак. Мир заметил. Аномалия была слишком велика, чтобы остаться тайной.
Арес вскинул голову, как охотничий пес, почуявший дичь. Ноздри его раздувались, в глазах вспыхнул хищный огонь.
– Они почуяли, – пробормотал он, и в его голосе проскользнули нотки предвкушения битвы. – Глупые муравьи. Всегда суетятся перед бурей.
Он снова перевел взгляд на Лиру, и теперь в нем читался холодный, древний расчет бога войны.
– Ты – мой якорь в этом обломке времени, жрица, – сказал он уже спокойнее, но от этого его слова не стали менее пугающими. – Мой единственный канал связи с этой… эпохой. Твоя жизнь теперь принадлежит мне так же, как и моя… – он поморщился, – …привязана к твоей. И если я чувствую твой ничтожный страх, значит, и ты… можешь чувствовать. – Он сделал еще один шаг, вторгаясь в ее ауру, заставляя ее ощутить его мощь почти физически.
Лира затаила дыхание. Жар его тела обжигал