с Вовочкой во время этого разговора прятались за дверью и запоминали новые матерные слова. Запоминать в тот раз пришлось много.
Помимо увлечения матерными словами, мы любили рисовать на обратной стороне бабушкиных накладных – особых маленьких человечков. Мы придумывали для них фантастические приключения. Наши человечки летали в космос, грабили банки, праздновали пышные свадьбы и ходили на кораблях вокруг света. Каждый лист посвящался отдельной истории, которая всегда, с моей подачи, заканчивалась трагически. Корабли тонули, грабителей ловила полиция, космонавтов изгоняли инопланетяне, на свадьбу врывались бандиты и похищали невесту.
Бабушка давала нам красные, зеленые и черные ручки для рисования. И освобождала кусок своего стола, такого большого, что мы помещались даже вместе с бабушкой.
Когда Вовочка видел, что я у бабушки, он садился на скамейку-качель перед верандой и ждал, когда я его позову.
И однажды, я решила проверить, если его не позвать, зайдет ли он сам. Вовочка качался часа два, а я рисовала одна и краем глаза поглядывала за ним. Наконец, он встал и грустно ушел.
Во взрослой жизни эта история повторялась с завидной регулярностью. Я словно сидела в бабушкиной веранде и смотрела сквозь окно на Вовочек, и так хотелось, чтоб они зашли сами, но они бесконечно долго ждали приглашения и, не дождавшись, понуро уходили.
С учетом того, что мой страх перед мальчиками и мужчинами вроде как отступил, родители отважились на новый рискованный шаг, заодно можно было проверить, не является ли Вовочка просто исключением из правила.
Тем же летом к нам в Сосновое приехали дальние бабушкины родственники из Минска с мальчиком, моим ровесником. Все напряженно ждали, как я отреагирую. Я не зашлась в крике, и все вздохнули с облегчением, но это, тем не менее, не отменяло другой факт, мальчик мне сразу очень не понравился.
А особенно моя антипатия достигла пика, когда он позарился на единственную чахлую веточку укропа, которую мы с великим трудом взрастили на злополучной грядке. «Можно мне мукропа?» – навязчиво требовал мальчик, пока взрослые не скормили ему эту веточку. Я затаила страшную обиду и начала мстить. Кроме того, что я попрятала все его вещи и сквозь зубы всякий раз говорила ему гадости, я требовала не брать его на прогулку, прямо-таки ультимативно: «Или я, или он!» Родители жалели, что преждевременно подумали, что я излечилась, бабушка крутила у виска и разводила руками: «Таки я же вам говорила, поздний ребенок, тяжелые роды, на больных руках тащу крест, харкая кровью».
На прогулку мы пошли, в итоге, все вместе. Я, родители, гости-родители и любитель мукропа. В честь приезда гостей меня нарядили в чистое и новое, единственную нарядную красную юбку, на резинке, из нормальной ткани, которую мне сшила мама, и белую футболку без пятен и заштопанных дыр. Для Соснового 86 года наряд выглядел роскошно. В каждом дворе на меня показывали пальцем и говорили: «Какая красивая девочка». Хорошо бабушка с нами не пошла, она сошла бы с