о ребра с отчаянной силой раненой птицы. Глухие удары отдавались в висках, в кончиках пальцев, мешали дышать. Хотелось провалиться сквозь землю, стать невидимой, раствориться в этом сером, безнадежном утре.
Они появились внезапно, словно материализовались из самой тишины на краю площади. Трое. Фигуры, лишенные очертаний под складками тяжелых серых плащей. Лица – зияющая пустота под глубокими капюшонами. Они не шли – они скользили над землей, не оставляя следов, не производя ни звука. Но их присутствие было почти физически ощутимым – холодным, давящим, высасывающим тепло и волю из окружающего пространства.
Один из них выступил вперед. На мгновение из тени капюшона блеснули глаза – или то, что было на их месте: два осколка непроглядной тьмы, в которых тонул и вяз свет утра. Он медленно обвел взглядом дрожащую шеренгу девушек. Взгляд этот не выбирал, не оценивал – он проникал глубже, сквозь одежду, кожу, страхи, считывая саму суть каждой души. Селена почувствовала это мимолетное касание – холодное, как прикосновение змеиной чешуи. Она инстинктивно опустила глаза, уставившись на свои стоптанные башмаки.
Вестник поднял руку. В его бледной ладони сам собой возник кристалл – ограненный в форме слезы, он испускал мягкое, молочно-голубое сияние и тонкий, едва уловимый аромат грозы и звездной пыли. Медленно, мучительно медленно, он повел кристаллом вдоль строя. Над некоторыми девушками камень оставался тусклым. Над другими – теплел, разгорался золотистым светом. Над третьими – вспыхивал тревожно и гас. Сердце Селены сжалось в ледяной комок. Птица внутри замерла, приготовившись к удару.
Кристалл приближался. Холодное голубое сияние уже коснулось ее щеки. И когда он оказался напротив ее груди… Вспышка. Нестерпимая, как взгляд бога. Белый огонь, выжегший цвета мира, ударивший по глазам даже сквозь сомкнутые веки. Воздух вокруг затрещал, наполнился густым запахом озона и чего-то горелого. Селена ощутила толчок – не внешний, а внутренний, словно невидимая сила коснулась самого ее естества, оставляя ледяной ожог.
Когда она смогла открыть глаза, мир погрузился в абсолютную, звенящую тишину. Все смотрели на нее. Лица соседок – искаженные ужасом маски. Лицо матери – белое, как снег, с застывшим на губах беззвучным криком. Вестник опустил руку. Кристалл в ней теперь горел ровным, холодным, белым пламенем. Голос его – сухой, безжизненный, как шелест песка, сыплющегося в вечность, – произнес одно-единственное слово:
«Избрана».
Земля качнулась под ногами. Прощание было невозможным, ненужным. Второй Вестник шагнул к ней, его рука в серой перчатке легла на ее плечо. Прикосновение было странным – лишенным тепла, холода, веса. Прикосновение самой Пустоты.
Ее повели. Толпа безмолвно расступилась, образуя живой коридор. Селена шла, не чувствуя ног, не видя дороги. Механически переставляла ноги, словно кукла на ниточках. Лишь раз она обернулась – и увидела маленькую, сгорбленную фигурку матери у края площади. Мать не плакала. Она просто