взгляд скользнул по строкам, где дед описывал певцов прошлого – их голоса, по его словам, двигали звёзды, изменяли судьбы, оживляли угасшую магию. Она видела его так ясно, будто он сидел рядом: сгорбленный, с седыми прядями, падавшими на лоб, и глазами, сиявшими, когда он делился этими историями у камина в их старом доме.
– Их магия исчезла, Мишель, – говорил он, голос дрожал от благоговения. – Она спрятана в прошлом. Не ищи её, это опасно, но если услышишь – не отворачивайся.
Эти слова, казавшиеся ей в детстве сказками, теперь звенели в ушах, переплетаясь с мелодией, звучавшей в голове. Она листала дальше, страницы шуршали, перед глазами мелькали имена, даты, наброски рун, которые он любил разгадывать, пока взгляд не упал на чёрное перо с вырезанной нотой, лежавшее рядом. Оно оставалось тёплым даже в холодной комнате, свет лампы играл на его гладкой поверхности, оживляя тонкую линию ноты. Мишель взяла его в руки, пальцы сомкнулись вокруг, и тепло пробежало по коже, мягкое, но настойчивое, пульсируя в венах. Она поднесла его ближе, вглядываясь в загадку, явившуюся без спроса, и мелодия в голове окрепла, зазвучав яснее, будто кто-то пел за её спиной.
Губы дрогнули, и она шепнула в тишину:
– Я найду тебя.
Голос прозвучал слабо, почти утонул в стуке сердца, но в этих словах родилась решимость, крепнувшая в груди, подобно мосту через пропасть веков. Она не знала, кто он, этот певец из прошлого, но чувствовала: он ждёт её, его тоска – её тоска, его зов – её путь. Альбом деда лежал раскрытым, страницы колыхались от сквозняка, и в этом шорохе слышалось его одобрение, его вера, сопровождавшая её даже теперь, когда его голос давно смолк. Перо в руке потяжелело, тепло проникло глубже, и Мишель выпрямилась, взгляд устремился к окну, где Сеул сиял в ночи, не ведая, что её жизнь уже меняется. Мелодия звучала, не отпуская, и в этой ночи она знала: это не конец, а начало, связывающее её с прошлым нитью, протянутой через время.
Утро мягко проникло в квартиру лучами солнца, пробивавшимися сквозь тонкие занавески, заливая комнату светом, слишком ярким после тёмной ночи. Мишель лежала на диване, укутанная старым одеялом, пахнущим лавандой и лёгкой сыростью, русые волосы разметались по подушке, а веки хранили тяжесть сна, полного тоскливых мелодий и туманных видений. За окном Сеул пробуждался: гул машин, звон трамваев, шорох шагов прохожих вплетались в утреннюю тишину, но внутри царила неподвижность, пока резкий стук в дверь не расколол её, подобно трещине в стекле. Мишель вздрогнула, тело напряглось, она села, одеяло соскользнуло на пол, обнажая тонкую рубашку, прилипшую к коже от ночной прохлады. Стук повторился, настойчивый и короткий, и она поднялась, спотыкаясь, босые ноги коснулись холодного паркета, а сердце заколотилось, предчувствуя перемену.
Дверь скрипнула под рукой, и в проёме возник курьер – молодой парень в серой униформе, с усталыми глазами и щетиной на подбородке. Он молча протянул плотный белый конверт с логотипом Infinity Stage – звезда в круге, вытисненная золотом, поблёскивала