быть дела в психушке?!»
Однажды она (о чудо!) заговорила со мной. Видимо, была короткая ремиссия.
– Мне кажется, вы хотите со мной поговорить, – сказала она, когда я собирала очередной е…чий паззл («Тропический лес, или Пятьдесят оттенков зеленого») в игровой комнате. Паззл Ирина Петровна почему-то называла кубиком Рубика. Она рассказала мне, что была научным работником, литературоведом, писала статьи, получала за это хорошие деньги и даже хотела устроиться работать в ИНИОН, но ее не взяли из-за маленького ребенка. Потом Ирина Петровна рассказала, что неплохо рисует, и спросила, не смогу ли я ей попозировать. Но потом передумала ввиду отсутствия мольберта. Больше мы с ней не разговаривали, а потом она и здороваться со мной перестала.
Некоторые пациенты здесь долго не задерживаются, но оставляют свой след.
Вика из семнадцатой палаты след оставила яркий. Она носила лосины и худи «Хилфигер». Зеленого, канареечно желтого, малинового и прочих вырви глаз цветов. Вечером переодевалась в белую с шелком пижаму. Вика не спала десять суток подряд и нахаживала десятки километров и тысячи шагов по коридору, громко разговаривая по телефону. Зачем она так делала, было не очень понятно, потому что палата у нее была одноместная. Но зато про перипетии Викиной жизни и работы знало все отделение.
Моя соседка Любовь Семеновна поступила в больницу в состоянии крайней растерянности. В казенном халате и мужской байковой пижаме в клетку, что составляло некоторый диссонанс с качественным татуажем ее глаз, хорошо окрашенными волосами, ботоксом и губами уточкой. Родом она была из Читы, одна дочка жила в Москве, другая в Воронеже, сыновья и муж Виктор Иванович, директор швейной фабрики, где Любовь Семеновна была главбухом, – в Чите. Себя она называла забайкалочкой, пила в пять утра крепкий чай с молоком, громко прихлебывая и приговаривая: «А-а-а-а-а, вкусненько» или «Вкусняшка». Что с ней приключилось, было не очень понятно. Кажется, она потерялась в мегаполисе. Без банковских карточек и денег. Какие-то наркоманки вроде бы предлагали ей ширнуться, а она вместо полиции вызвала скорую помощь, которая ее доставила в 67-ю больницу, психиатрическое отделение. «И правильно сделали», – сказала Мария Викторовна и, переглянувшись с Владимиром Иванычем, прошептала: «Психопатический бред». А медсестра с папкой с назначениями просто грустно и сочувствующе смотрела. Любовь Семеновна пробыла тут три недели, но след оставила яркий, надолго. Она довольно быстро пришла в себя, радуясь душу, возможности съедать содержимое передач от родственников в любое время, а не с четырех до пяти часов, как в общем отделении, делать запасы, «как белочка», а еще тому, что никто не орет и к кровати или стулу не привязывает и волосы запутавшиеся не состригает. Она переоделась в спортивный костюм с крупной надписью «Армани» и мазалась диоровским кремом. Видимо, у нее было плохое кровообращение: мерзли руки и ноги, и она постоянно нагревала