работа (спасибо, замечательно. Никогда не умел говорить о своей работе – наверное, если бы умел, не пришлось бы ею всерьез заниматься. Я творю. Иногда получается настоящее искусство, порой оно даже заполняет пустоту в моей душе… Но не полностью. Что-то всегда остается неизбывным). Мы поговорим о тех, кто нас покинул. Вспомним ушедших.
Узкая проселочная дорога, которую я помнил, стала черной асфальтированной полосой – границей между двумя расползшимися по обеим сторонам жилыми комплексами. Я проехал по ней дальше, чем следовало, за окраину городка. Мне не нужно было в ту сторону, и потому ехать было приятно.
Гладкое черное шоссе становилось все у́же, извилистей, пока не превратилось обратно в грунтовку моего детства, на которой двум машинам не разъехаться, – пыльную, усыпанную гравием, словно осколками костей.
Медленно, подпрыгивая на ухабах, я ехал между зарослями орешника, растрепанными живыми изгородями, кустами ежевики и шиповника, словно назад во времени. Все вокруг изменилось, только эта дорога осталась такой же, какой я ее запомнил.
Вот показалась ферма Кэроуэй. Когда-то там жила краснощекая светловолосая Кэлли Андерс, которую я впервые поцеловал, когда мне стукнуло шестнадцать. Вскоре Андерсы переехали на Шетландские острова, и я никогда больше ее не видел.
Проплыла мимо ферма, и по обе стороны начались бескрайние поля, перемежающиеся яркими заплатками лугов. Я проехал почти милю, и постепенно колеи сошли на нет. Дорога заканчивалась.
Я вспомнил дом Хемпстоков раньше, чем повернул, и увидел его во всей потрепанной краснокирпичной красе.
Дом выскочил на меня как-то внезапно, хотя, по логике вещей, дорога всегда в него и упиралась, дальше проезда не было. Я припарковался у ворот, понятия не имея, что делать дальше. Столько лет прошло, живут ли тут еще люди? Вернее… живут ли тут еще Хемпстоки? Вероятность была мала. Впрочем, в детстве они всегда казались мне невероятной семьей.
Я вышел из машины, и в ноздри тут же ударила вонь коровьего навоза. Неловко пробравшись через маленький дворик фермы, я обыскал взглядом входную дверь, но звонка не было, пришлось стучать. Дверь оказалась не заперта: стоило стукнуть, как она мягко подалась под моими костяшками.
А ведь я уже бывал тут, давным-давно. Ведь бывал же? Старым детским воспоминаниям свойственно исчезать под грузом новых, более поздних. Они словно игрушки, завалившиеся на самое дно шкафа, забитого взрослым барахлом. Не потерявшиеся, просто забытые.
Я вошел в прихожую и позвал:
– Здравствуйте! Есть кто-нибудь дома?
Никто не ответил, но в воздухе витал запах свежеиспеченного хлеба, старого дерева и мебельной мастики. Постепенно мои глаза привыкли к полутьме, я вгляделся в нее, готовый развернуться и уйти, но из тускло освещенного коридора как раз вышла пожилая женщина с длинными седыми волосами и белой тряпкой для пыли в руках.
– Миссис Хемпсток? – спросил я.
Она