себе обнять мужа перед его родителями. А они стояли и улыбались, глядя на них.
– Бахром акя! Вы вернулись! Вернулись… – плача, говорила молодая женщина.
– Ну всё, всё! Давайте сядем. Папа, мама… я всего на два часа, надо возвращаться. Простите меня… – произнёс молодой человек, высокого роста, крепкого телосложения, красивыми чертами лица похожий на мать, а прямым взглядом карих глаз, на отца.
– Как возвращаться? – почти разом, воскликнули родители парня и жена.
– Так получилось, простите. Мне недельный отпуск дали, но время на дорогу ушло, как я ни старался приехать пораньше, попутки, поезда… и вот, через два дня мне нужно быть в части, – говорил Бахром.
Салима, вдруг опомнившись, вспомнила о детях и золовке, которая растерянно стояла в стороне и с улыбкой смотрела на брата.
– Акбар! Малика! Фатима! Ну что же вы стоите? Брата обними, Фатима, дети! Папу обнимите, – воскликнула молодая женщина.
– Салима, готовь на стол, пусть хоть поест и приготовь ему в дорогу поесть, – сказала Матлюба, пока Бахром обнимал и целовал своих детей, а Фатима стыдливо прятала глаза, уткнувшись в грудь брата.
– Ну как же это… может хоть на один день останешься, сынок? – спросил Фахритдин акя.
– Не могу, отец, боюсь, дорога займёт больше времени. Если опоздаю, мне дезертирство грозит. Я ведь в один день из пулемёта сбил два самолёта, языка важного взял, командир хотел к награде представить, но я попросил отпуск, очень по Вам тосковал, хотя это неправильно, война идёт. Меня на улице машина ждёт. Просто, на нашу узкую улицу, грузовик не смог заехать. Мне пора, папа, мамочка… я обязательно вернусь, – говорил Бахром, опять обнимая мать и детей.
Тут подошла Лида и с надеждой посмотрела на парня.
– Бахром… может слыхал… Панкратов Глеб, служит в пехотных войсках? – спросила молодая женщина.
– Нет, Лида, не слыхал. Простите. Воюет где-то, – ответил Бахром.
Салима поставила на стол суп, кусочки сахара и несколько кусочков сухарей.
– Поешьте, Бахром акя, путь не близкий, – сказала она, поглаживая мужа по плечу.
– Ой, чуть не забыл… – вспомнив о вещевом мешке и быстро развязывая его, сказал Бахром.
Он вытащил четыре банки тушёнки, столько же буханок хлеба, куски сахара, четыре куска хозяйственного мыла и две плитки шоколада. Положив всё на хантахту, он завязал мешок.
– Вот, ребята с части собрали, как узнали, что домой еду, – улыбаясь, сказал молодой человек, перекусывая, чтобы не обидеть родителей.
Все смотрели с изумлением на хантахту. В те годы, всё это было на вес золота, а мыло в особенности.
– Сынок, хлеб и тушёнку в дорогу возьми, тебе долго ехать, – сказала Матлюба.
– Не переживайте за меня, ойижон, нас хорошо кормят, поверьте, – опять обнимая мать, сказал Бахром.
Матлюба плакала, крепко обняв сына и отпускать его не хотела.
– Не пущу! Сыночек! Родимый мой… не пущу! – зарыдала бедная женщина.
– Ну