ей задремать, как перед глазами вновь всплывали печальные картины детства. А еще – старые друзья, дети, которых она никогда не видела, но о которых всегда думала, долгие двадцать лет… И все дела, которые она хотела сделать, но не сделала… Сколько она собиралась позвонить Лайле Холдридж – восемь лет прошло, с тех пор как они окончили колледж, – так и не позвонила. А какими они с ней были подругами! Милая, милая Лайла!.. И еще, лежа в постели, Мари думала о книгах, которые давно собиралась купить и прочитать, но так и не купила. Прекрасные книги – а как они пахнут! Как же все это грустно! Всю жизнь она мечтала иметь в своей библиотеке книги о стране Оз… До сих пор не купила! Но почему? И почему бы ей не сделать это сейчас? Жизнь ведь еще не окончена? Вот она приедет в Нью-Йорк – и сразу побежит покупать! А потом позвонит Лайле! И встретится с Бертом, Джимми, Хелен и Луизой! И обязательно съездит в Иллинойс, чтобы пройтись по родным местам, где прошло ее детство. Если только она вернется в Штаты. Если только… Каждый удар сердца болью отдавался в груди – тук, тук, тук – остановка – и снова тук, тук, тук… Если только она вернется.
Мари лежала и прислушивалась к биению.
Тук. Тук. Тук… Тишина… Тук. Тук. Тук… Тишина… Тук. Тук. Тук…
А вдруг оно прямо сейчас остановится совсем?
Ну вот!
Снова тишина!
– Джозеф!
Мари вскочила. Прижав обе руки к груди, она с силой надавила на нее, словно хотела вручную раскачать неисправный насос.
Сердце вздрогнуло, встрепенулось – и вдруг забилось часто-часто, сотрясая ударами всю грудь.
Мари снова откинулась на кровать. А вдруг оно остановится снова – и больше уже не забьется? Что же тогда делать? Она ведь просто умрет от страха… Умрет от страха! Ну не смешно ли? Значит, она услышит, что сердце у нее не бьется, – и сразу умрет. От страха! И все равно она будет лежать и слушать. Все равно она вернется домой и позвонит Лайле, и купит книги, и будет танцевать, и будет гулять в Центральном парке, и… Слушать…
Тук. Тук. Тук… Тишина…
Джозеф постучал в дверь. Джозеф постучал в дверь – машина до сих пор не готова – значит, предстоит пережить еще одну ночь. Он так и не побрился, и черные волоски у него на подбородке один совершеннее другого, а все газетные киоски уже закрыты, и ей больше негде купить журналов, и они поужинали (впрочем, она могла бы и не ужинать), и Джозеф пошел прогуляться по вечернему городу.
Снова Мари сидела на стуле и чувствовала кожей, как сзади на шее щекотно поднимаются волоски. Она так ослабела, что не было сил даже встать со стула. Она была совсем одна – один на один с гулким биением собственного сердца, которое, казалось, сотрясало болью всю комнату. Глаза ее налились жаром, словно у испуганного ребенка, веки набрякли.
Нутром Мари почувствовала первый сбой. Еще одна ночь… Еще одна ночь… Еще одна ночь… Она будет даже дольше, чем предыдущая. Вот он, первый сбой, – маятник пропустил один удар. А вот и второй, и третий – как по цепочке. Они цепляются один за другой. Первый – совсем крохотный, второй