повесит – увидеть могут, князю Куракину рано или поздно донесут. Скандал! Он же не Манька-скупщица из Крапивного переулка. Ему потом в лучшем случае руки не подадут, а то и в ссылку сошлют.
– Неужели кто из слуг украл?
– Ага, чтобы у себя дома повесить да детей чертями пугать, – съехидничал Лязгин. – Думаю, не то.
– А если челядь украла, чтобы перепродать?
Иван Трофимович задумался.
– Что-то я о скупщиках картин не слыхал. Ценности – да, скупают – табакерки золотые, статуэтки серебряные. Так ведь не из-за красоты – из-за золота или серебра.
– Тогда тупик. Чтобы раскрутить преступление, надо знать мотив хотя бы – та же нажива, к примеру.
– Если один пьяный в кабаке другому пьянчуге бутылкой голову пробьёт, какой же тут мотив?
– Неподходящий пример.
– Пьяница в княжеский дом за картиной не полезет. Об истинной ценности её немногие знали – гости в основном, и все, заметь, – из дворянского круга.
– Про слуг забыл, а у них глаза и уши есть. Частая ошибка или заблуждение хозяев. Думают – свидетелей нет, на челядь внимания не обращают.
– Верно, – признал правоту Лязгина Андрей.
– И что же у нас получается? – попытался подвести первоначальный итог начальник розыскной экспедиции. – Дворяне красть картину не должны – это выше их устоев. Челядь не знает истинной ценности и не имеет сбыта – скупщиков на картины в городе нет. Кто же украл?
Оба выразительно посмотрели друг другу в глаза.
– Мотивов не знаем, подозреваемых – таковых нет. Тупик!
– Тупик, – согласился Андрей. – Но делать что-то надо. Сам Чичерин в курсе и от нас не отстанет. К тому же князь Куракин может и напрямую не то что с Чичериным – с самой императрицей поговорить. С такими результатами расследования нам тогда несдобровать. В лучшем случае пошлют в какой-нибудь заштатный городишко вроде Азова или Таганрога. Или в Оренбург – на помощь в поимке Емельки Пугачева.
– Мы и там не пропадём, – ухмыльнулся Иван, – хотя мне в моём родном городе жить больше нравится.
Андрей подошёл к окну – за ним тянулся длинный, почти во всё здание, балкон.
– Иван Трофимович, подойди сюда.
Лязгин подошёл. Андрей молча показал рукой за окно.
– Думаешь, через балкон вынесли, а потом вниз спрыгнули? Здесь невысоко – всего второй этаж.
– Именно об этом и подумал. Иначе как можно картину вынести и чтобы никто из челяди в доме не заметил?
– Пойду, проверю: может, следы какие остались?
Иван Трофимович взял с собой дворецкого и вышел из дома.
Андрей стал рассматривать убранство зала. Просто так, чтобы хоть чем-то занять себя.
Кресло и диванчик с гнутыми ножками, обитые дорогой цветастой тканью, названия которой Андрей не знал. В углу, рядом с низким инкрустированным столиком – пуфики. На полу – ковёр почти на весь зал. На стенах – многочисленные канделябры со свечами. Наверное, здесь и вечером светло от них.
На правой боковой стене – два квадратных люка, прикрытые резными деревянными крышками. Интересно – для чего?
Андрей снял