специфические представления. Так или иначе, я попробовал расширить поле согласия.
– Ведь была при Хрущеве «оттепель»! Сколько молодых талантливых писателей тогда успели войти в литературу, сколько замечательных вещей было опубликовано!
– Что говорить о Хрущеве? Он наделал много ошибок.
– Вы имеете в виду «Закрытое письмо к съезду»? Но «Архипелаг Гулаг» все равно был бы написан.
– Только не называйте Солженицына! Откуда он взял сорок миллионов? (Соловьев имел в виду число жертв репрессий, приведенное Солженицыным в «Архипелаге».)
– Опубликуйте реальные цифры.
– Мы не считаем, что это нужно делать.
– Напрасно. Правда священна!
– По этому вопросу мы с вами расходимся.
Я сказал, что смягчить остроту конфликта между неофициальной литературой и официальной мог бы клуб, который предоставил бы возможность людям собираться, читать и обсуждать свои произведения.
– Вы готовы изложить свои предложения письменно и передать мне?
– Разумеется. Но, Владимир Петрович, имейте в виду, на следующей встрече вы будете говорить с другими людьми.
– Это почему же?
– Мы ведь с вами обсуждаем не мои личные проблемы, а проблемы большого культурного и общественного значения. В их решении заинтересованы многие люди. Да и вам, думаю, полезно познакомиться с некоторыми из них. Вы не откажетесь от встречи, если придут, скажем, пять человек?..
Сделаю отступление. Я не забыл неудачу переговоров в Москве. Там от группы литераторов выступал один человек. Но приватность переговоров индивида с гэбистами чревата осложнениями, даже если человек, выступающий в защиту общественных интересов, вел себя достойно. А кто, собственно, мог подтвердить, что он вел себя именно так, а не иначе? Что могло освободить его от унизительных подозрений? И тот, кто взял на себя инициативу и риск отстаивать коллективный интерес перед властью, оказывался лишенным доверия товарищей, без которого невозможно было создать морально стойкую коалицию16.
Вернемся к беседе. Мои слова о том, что в следующий раз Соловьеву придется встречаться с целой группой литераторов, вывели капитана из равновесия:
– Пусть приходят хоть десять! – запальчиво отреагировал он.
Осталось только попрощаться. Как в пьесах, Соловьев произнес заключительный монолог. Он был искренне взволнован, когда говорил, что дорога к демократии, которую мы должны пройти, – узкая и трудная, каждая ошибка будет нам дорого стоить, и мы можем упустить последнюю возможность.
В ответ я улыбался и успокоительно повторял:
– Ничего, пройдем… Мы же взрослые люди!.. Дорогу осилит идущий…
Позднее я так реконструировал события, предшествующие встрече с Соловьевым. Капитан Соловьев, исполнительный и инициативный сотрудник 5-го отдела, пришел к выводу (как и все Управление КГБ), что при хаотическом состоянии независимой культурной среды