Пустой свет. Левон Сарикян

Города, рассыпающиеся, как прах. Клятвы, шепчущиеся сквозь кровь – на коленях. Брат, что предал брата. Цепи, что не ржавели веками. И миллионы душ, поклоняющихся тем, кто их пожирал.

      Он не знал ни имён, ни даты. Но масштаб – прожёг его изнутри.

      И в этот миг Элаар понял: всё, чему его учили, всё, за что наказывали, всё, что называли «светом», – было тенью.

      То, во что велено было верить, не спасало. Оно пожирало.

      Этот мир – не мать. А мачеха, скрывающая свой плотоядный, хищный оскал под вуалью добродетели.

      Он сидел на холодном полу. Зал не шептал. Не звал. Но казалось – смотрел.

      Он не знал правды. Но теперь знал главное: это – не ошибка. Это – преступление, которое длится вечность.

      Историю сшили, как маску. А настоящую – похоронили. Глубоко. Под слоями лжи, золота и страха.

      Артефакты прошлого украли. Очистили. Переименовали. И выставили на алтарях как «дары». Не чтобы вспомнить – а чтобы заставить забыть. Не чтобы вдохновить – а чтобы навсегда подчинить.

      Он не мог пошевелиться. Кровь стекала по губам. Пальцы – онемели. Спина – будто заледенела. Он смотрел вперёд – но не видел.

      …и всё, что у него теперь осталось: это – тишина, и он сам.

      Сам – перед миром, как перед бездной, которая молчит, но всё слышит. Сам – среди обломков веры. Среди руин чужой истины. Сам – с горлом, забитым криком, который так и не сорвался.

      Я должен был чувствовать что-то. Хоть что-то. Но внутри – ничего.

      Он сжал пальцы. Не почувствовал боли. Не было слёз. Не было дыхания. Голос – исчез.

      Не ярость. Не страх. Только – пепел.

      Сухой. Горячий. Тот, что остаётся, когда всё уже сгорело.

      Глава 2: Дыхание мертвецов

      Он не знал, сколько прошло. Минуты? Часы? Здесь не было ни звука, ни дыхания, которое можно было бы услышать. Только пульс. Не его – чей-то глубже. Как будто под кожей пространства билось сердце.

      Пол – гладкий, как кость. Холодный, но не мёртвый. Стены – дышали. Не физически… но он чувствовал: место живое. Или, по крайней мере, ещё не умерло.

      Иногда, в темноте, вспыхивали символы. Слабо. Не как зов. Не как предупреждение. Скорее… как рефлекс, как вздрагивание во сне. И каждый раз, проходя мимо, он чувствовал: его узнали.

      Он не знал, куда идёт. Но ноги несли его сами. Само. Словно внутри уже был маршрут. Словно всё в нём звало: дальше. Позади осталась дверь. Позади – страх. Впереди – тишина. Не пугающая. Ожидающая.