Хорошо хоть в папке, приложенной товарищем Сталиным к распоряжению о моем назначении главой института, было несколько бумаг, опираясь на которые я мог немного «расширить» изначально выделенный нам бюджет.
Кстати о ней. Когда Иосиф Виссарионович вытащил из папки одну бумагу с распоряжением о моем назначении, я не обратил на это внимания. Мало ли как генеральный секретарь организует свое рабочее место. Потом же я получил вместе с бумагой и саму папку, а когда вернулся домой, подробно ознакомился с ее содержимым. Вот тогда я и восхитился умением Сталина в актерском мастерстве и удачном подборе слов, антуража и выверенных акцентов.
О чем я? Да о том, что бумага, на которой поставил свою роспись генсек – лишь финальный штрих к той работе, что он проделал до этого. По материалам из папки решение о создании нового института принято членами Политбюро, а сам «Институт анализа и прогнозирования» будет относиться к Центральному Комитету партии. Понятно, что сам вопрос наверняка поднят был Сталиным. Понятно, что именно он убеждал возможных сомневающихся в необходимости принятия такого решения. Так что можно без всяких скидок говорить, что именно Сталин дал мне и институт и должность главы при нем. Но видимо, не надеясь на то, что я разбираюсь в подобных тонкостях, Иосиф Виссарионович и разыграл в своем кабинете передо мной целый спектакль. Чтобы я точно знал и помнил, кому обязан и на кого работаю.
В папочке много было документов, необходимых для запуска бюрократической машины по «воплощению нового института в металле» так сказать. Мне осталось лишь их реализовать. Но блин, советскому государству чуть больше десяти лет, а крючкотворства уже столько, что не сразу и продерешься сквозь весь канцеляризм написанного! Потому-то когда я только набирал сотрудников и ставил перед ними задачи, то даже толком не оформлял все бумаги. Решил сделать это «задним числом». Ну и финансы распределял не особо задумываясь об их ограниченности. Что мне и аукнулось в эту неделю – не просто так Мирон Савельевич мне плешь проедает.
В кабинет постучали и после моего разрешающего «войдите», внутрь протиснулась Анна. На первый, да и на второй взгляд – серая мышка, дверь даже не до конца открывает, словно у нее сил нет, очки носит, один из молодых аналитиков, но при этом является второй моей головной болью после Мирона Савельевича.
– Что на этот раз? – вздохнул я обреченно.
– В народном комиссариате водного транспорта отказались меня впускать в здание, – тихо прошептала она, смотря виновато в пол.
– Ты им показала свои корочки сотрудника нашего института?
– Да.
– А они что?
Блин, я же звонил уже секретарю Николая Михайловича, и мне пообещали, что примут Анну, а что завернули в первый раз – так это досадное недоразумение. Либо информация о разрешении допуска не дошла до охраны, либо меня решили показательно ткнуть носом в… Короче, показать, где они меня на самом деле видели. Во второе верится с трудом, но всякое бывает.
– Не поверили, что я работаю здесь, – прошептала