Сперва я скажу!
– Поди, – низким твердым голосом проговорил он, – прочь.
– Дай мне сказать! Мы говорили с хозяином аттракционов, и он… он чуть не умер со смеху. Он рассказал, что продал эту банку и то, что в ней лежит, за двенадцать баксов какому-то… деревенскому простофиле. А ей красная цена – два бакса, не больше!
Смех исходил в темноте сиянием из ее рта – жуткий смех.
Оборвав его, она затараторила:
– Это просто мусор, Чарли! Жидкий каучук, папье-маше, шелк, хлопок, химикаты! Вот и все! Внутри – металлический каркас! Вот и все! Это все, Чарли! Вот и все! – торжествовала она.
– Нет, нет!
Чарли быстро сел, раскидывая неуклюжими пальцами простыни, взвыл; по его щекам побежали слезы.
– Не хочу слышать! Не хочу слышать! – вопил он.
– Погоди, пока все узнают, что это за стряпня! Вот будет потеха! Да они лопнут со смеху! – дразнилась Тиди.
Чарли обхватил ее запястья.
– Ты что – собираешься им рассказать?
– Отпусти! Мне больно!
– Не вздумай.
– Что же мне, по-твоему, Чарльз, лгуньей заделаться?
Он отшвырнул ее руки.
– Ну что ты не оставишь меня в покое? Пакостница! Что бы я ни затеял, тебе во все нужно влезть. Я это понял по твоему носу, когда принес домой банку. Спать спокойно не можешь, пока все не испакостишь!
Она гаденько хихикнула:
– Ну так и быть, всем рассказывать не стану.
– Ты мне испортила удовольствие, и это главное, – вскинулся Чарли. – А скажешь ты остальным или нет – не важно. Я знаю, этого достаточно. И все удовольствие насмарку. Ты и этот Том Кармоди. Смеется. Пусть бы заплакал. Смеется надо мной уже не первый год! Ладно, давай рассказывай остальным, тебе небось тоже хочется себя ублажить.
Злобно шагнув к полке, он схватил банку, расплескивая жидкость, и хотел было кинуть на пол, но задрожал, остановился и бережно опустил ее на высокий столик. Всхлипывая, Чарли склонился над банкой. Потерять ее – это конец света. Он и так уже теряет Тиди. С каждым месяцем она оттанцовывает все дальше от него, дразня и насмешничая. Слишком долго он исчислял время жизни по маятнику ее бедер. Но и другие мужчины, Том Кармоди, к примеру, считают часы и минуты по тем же часам.
Тиди стояла и ждала, чтобы он разбил банку. Но он принялся ласково гладить стекло и за этим занятием постепенно успокоился. Ему вспомнились долгие славные вечера, проведенные здесь недавно всей компанией, – дружеское единение, разговоры, снующий по комнате народ. Если даже забыть обо всем другом, эти вечера, по крайней мере, уж точно были хороши.
Чарли медленно повернулся к Тиди. Она была для него навсегда потеряна.
– Тиди, ты не ездила ни на какую ярмарку.
– Ездила.
– Врешь, – спокойно заявил он.
– Ничего подобного!
– В этой… в этой банке точно что-то есть. Не только мусор, как ты говоришь. Слишком много народу верит в это, Тиди. Ты тут ничего не изменишь. А если ты говорила с хозяином аттракционов, значит, он тебе наврал. – Чарли сделал глубокий вдох. – Поди сюда, Тиди.
– Что это ты выдумал? – нахмурилась