еще? – в недоумении прошептала я. Интуиция подсказывала, что это будет плохая новость.
– Галерею мы продали на прошлой неделе, пока ты находилась в Питере…
– Что? Что вы сделали? Как вы могли ее продать без моего присутствия? У меня же есть доля! —уже не сдерживая себя и закричала.
– Ты предполагала, что у тебя есть доля? – повернулся дядя с переднего сиденья и с удивлением взглянул на меня.
– Да, – нахмурила брови, не понимая, к чему он ведет.
– Твой отец перед смертью написал завещание, что передает полностью галерею, и долю в мастерской.
– Как такое возможно, что мой папа смог такое допустить?
– Послушай меня внимательно, – удобнее развернувшись, он посмотрел на меня, – мы были очень близки с братом, и помнишь, за год до его смерти, у нас настали плохие времена. Помнишь, в галерее сгорело помещение с несколькими картинами для выставки, благо что пожарные вовремя подоспели, и возгорание не распространилось на основной выставочный зал?
– Да, я помню.
– Средства, которые хранились на счетах, мы заплатили за убыток от картин, и восстановили сгоревшую часть после пожара, да и как раз срок страховки закончился, мы не успели его продлить. Тогда твой отец безвылазно работал то в мастерской в Москве, то в дачном домике на Красной Поляне, то в кабинете дедушки в Сочи.
Тетя накрыла мою руку своей ладонью, и я сдалась.
Дядя сделал паузу, сглатывая, а я пристально смотрела на него с набухшими глазами от слез, вспоминая в это молчание своего папу, который всю жизнь относился ко мне как к принцессе. Он всегда меня задаривал девчачьими вещицами и старался выбрать самое лучшее. Я сильно закрыла глаза, будто на мгновение ощущая его присутствие здесь, и он словно шептал мне: «Доченька моя».
И где-то отдаленно услышала смех моей мамы. По моей щеке скатилась слеза, оставляя влажную дорожку. Я вытерла ее уже с края подбородка тыльной стороной руки, открывая веки и продолжая слушать рассказ дяди дальше.
– Твоя мать оставалась с тобой в Москве, ты заканчивала школу. Помнишь?
– Да, все это помню, дядя.
– Мне позвонил твой отец уже за несколько месяцев до его смерти, и мы встретились в кабинете нотариуса. Я не понимал, зачем мы там. Нотариус оставил нас в кабинете ненадолго, и Костя начал разговор. Он хотел, чтобы вся галерея находилась в собственности у меня для того, чтобы я позаботился о вас с мамой. Потому что он оказался болен, у него развивалось психическое заболевание, такое как маниакальная депрессия. Он, бывало, не контролировал свои мысли, и у него случались приступы в виде тахикардии, легких галлюцинаций и влечения к суициду. Он ходил к врачу и пил лекарства, но боялся, если что-то с ним произойдет, чтобы я позаботился о вас. Ты знаешь, что у нас с ним сложились с самого детства доверительные отношения. А вам он не рассказал, потому что не хотел пугать, у тебя предстояли экзамены, мама тоже находилась вся в стрессе и работе после пожара. Я обещал ему унести его тайну с собой в могилу…
– Ты отлично позаботился обо мне, – ухмыльнулась ему. – Тогда зачем ты продал