а потом нарушила тишину, словно боялась, что я исчезну, если она замедлится:
– Вообще-то я хотела сходить в тот ресторанчик, куда ты меня когда-то водил. Хочу узнать, как у тебя дела… – Она замялась, и её пальцы сжали край тетради. – Думаю, многое изменилось за время, пока мы не общались. Да и я давно не была в городе.
Я кивнул, но внутри всё сжалось. Ресторан… То место, где мы закончили наши отношения. Стол у окна, где она сказала: «Мне нужно уехать. Прости». Столик, за которым я потом сидел, рисуя её в тетради, пока слёзы капали на бумагу, размывая линии.
Пытаясь разрядить обстановку, я бросил фразу, которая должна была звучать нейтрально. Но слова вырвались резко, будто я защищался от удара:
– Можно было просто позвонить, если хотела встретиться.
Катя вздрогнула, как от пощечины. Её глаза на мгновение стали пустыми, как те, что я рисовал. Но она быстро взяла себя в руки.
– Лучше бы я не приходила? – спросила она. Это был не вопрос. Это было признание, что она тоже помнит ту ночь. И ту боль.
Я открыл рот, чтобы соврать, но тетрадь в её руках внезапно задрожала. Страницы зашевелились, будто от сквозняка. Но окно было закрыто. Или это мой разум начал сдавать?
Катя положила тетрадь на стол, словно боялась, что она может выскользнуть из её рук. Теперь она стояла рядом со мной, не сводя с меня глаз.
– Нет, – выдохнул я. – Просто… не ждал тебя увидеть…
Катя смотрела на меня. В её взгляде читалось всё, о чём она не говорила. Она знала, что я лгу. И я понимал, что она знает. Но мы оба делали вид, что это не так. Как те актёры в плохом спектакле, где даже зрители понимают, что финал будет трагичным.
– Так что… мы сходим? – прошептала она. Её голос был тихим, но в нём звенела струна надежды – та самая, которую я когда-то порвал.
– В пятницу буду свободен, – соврал я, не глядя на неё. Мои пальцы сжали край дивана, оставляя вмятины в потёртой ткани.
– А раньше не получится? – спросила она. Её глаза на мгновение стали такими же, как на рисунке – безмятежными, словно время для неё застыло. Но реальная Катя не отводила взгляда.
– Нет, – ответил я резче, чем хотел. – У меня, к сожалению, есть дела.
Она кивнула, но её улыбка дрогнула. Не от обиды – от понимания. Она видела, как я прячусь за работой, за ремонтом, за пустыми обещаниями. И в этот момент тетрадь на столе зашуршала страницами, будто смеялась над моей ложью.
– Хорошо, – сказала она. – Тогда до пятницы.
Я не ответил. Смотрел, как её тень скользит по стене, оставляя след, похожий на ветви того дерева. Когда дверь за ней закрылась, я бросился к тетради. Мои пальцы дрожали, когда я открывал её на той странице, где ещё недавно был рисунок дерева. Но его там не оказалось. Будто его никогда и не было.
– Как это возможно? – прошептал я, чувствуя, как холод поднимается по спине. Страница оставалась пустой, но уголок бумаги был слегка помят, словно кто-то сжимал его в руках. Я провёл пальцем по этому месту, ожидая, что рисунок появится снова. Но ничего не произошло.
Может