если я с ведьмой лягу.
– Ведьминского во мне ничего нет, – солгала я, не моргнув глазом. – Софья сказала, что я в тебя влюблена?
– Ну.
– Лжет. – Я пожала плечами. – Не верь всему, что говорят, Митяй.
Он подтолкнул меня в спину, и я оказалась в кругу соседей. В толпе увидела заплаканную Меланью. Лукерью. Виснущую на ее локте Верку. Ораву детей, которые своими криками заглушали неуверенные шепотки взрослых.
Все смотрели на меня. В чьи-то глазах я видела радость от предстоящего суда, в чьих-то злорадство. Только Митяй, остановившийся по правую руку от Петра, глядел на меня с грустью.
– Тишина! – крикнул Петр, и толпа стихла.
Староста, опираясь на посох, сделал два шага вперед и остановился напротив меня.
В его глазах не было ни радости, ни злорадства, ни грусти. Я не могла угадать, о чем он думает, да и не хотела. Равнодушно встретила его взгляд. Умолять о пощаде не стану и оправдываться не буду. Когда против тебя вся деревня, то в раскаянии нет никакого смысла.
– Клавдия чего не пришла? – спросил Петр настолько тихо, что его не мог услышать никто, кроме меня.
Я на миг растерялась, но так же тихо ответила:
– Болеет.
Старик едва заметно кивнул. Повернулся к народу.
ГЛАВА 8
Меланья тут же перестала плакать и во все глаза уставилась на Петра. Ей не на руку, если меня приговорят к казни: она ведь помогла с похоронами, а оплату получила не полностью.
Лукерья шептала что-то Верке на ухо, а та активно кивала.
Я взглядом искала в толпе Кузьму. Отчего-то очень хотелось увидеть предателя и, может, если получится, спросить, почему он так со мной поступил. Мы никогда не дружили, но и врагами не были. Может быть, обиженная на свою мать Лукерья наговорила ему гадостей о Клавдии да обо мне? Но если она это и сделала, то уже давно, а Кузьма был в хороших отношениях с моей бабушкой до того самого дня, пока меня не оклеветал.
Увидела я среди присутствующих и Глафиру с мужем. Их маленький сынок, наверное, остался с бабушкой и дедушкой, потому что на суд молодые родители пришли одни. Георгий не поднимал на меня глаз, а Глафира смотрела зло.
Я только усмехнулась про себя: мне жаль Мишку, но если он заболеет снова, то Глафире придется искать другого целителя. Все сострадание из моей души выжжено и уже не восстановится.
– Сегодня мы собрались здесь, – начал Петр, – чтобы выслушать обвинителей и обвиняемую.
– Что ее слушать-то?! – вскипела Лукерья, мигом оторвавшись от перешептываний со своей подругой. – Еще блудливым девкам слова не давали!
– Замолчи. – Староста стукнул концом посоха о землю. – Закон един для всех, и Анка не исключение. Я дам возможность высказаться всем, а уже потом решу, что делать.
– Да сжечь ее, и поделом, чтоб другим неповадно было! – раздался женский голос из-за ряда голов.
Толпа одобрительно зашумела, но быстро стихла. Петра побаивались – не так, как мою бабушку, но спорить с ним тоже хотели не все.
Я подняла глаза к