тюремной двери, и начальник стражи Принципон спрашивал его:
– Ну что, придумал что-нибудь, кроме правды?
– Нет, – отвечал Антуан Нонсенс и улыбался, хотя глаза у него были печальные и серьезные.
– Ну смотри, тогда тебе отрубят голову, – говорил обыкновенно Принципон, и на этом окошечко захлопывалось.
И так – в основном – текло время, и осталось шесть дней, потом пять, потом четыре, потом три… Корка хлеба превратилась в корочку, а воды хватало на один глоток, когда пришел последний день.
– Ну что, придумал что-нибудь, кроме правды? – как всегда, спросил его начальник стражи Принципон.
– Нет, – как всегда, ответил Антуан Нонсенс и улыбнулся, хотя глаза у него были печальные и серьезные.
– Ну, смотри, – завтра на рассвете тебе отрубят голову, – сказал Принципон, и окошечко захлопнулось.
Антуан Нонсенс вернулся на свою охапку сена в углу, сел, подпер голову рукой. В окне под сводом темницы показалась звезда, а это означало, что наступила ночь – последняя ночь! Откуда-то издалека послышался стук копыт. Антуан Нонсенс и не подумал о том, что это вернулся в Дилидон из длительной командировки король Тяпляпляндии Апогей Первый. Думал же Антуан Нонсенс о жене своей, любимой Бегонии. Но где ж ему было, думая, знать, что жена его, любимая Бегония, в это самое время бегала по городу и, ломая руки, просила помощи у всех встречных. Как она прожила эту неделю – ни в сказке сказать, ни пером описать. Злые (или добрые – кто знает?) языки быстро донесли до ее ушей, что муж ее брошен в темницу и ему грозит смертная казнь. Всю неделю она металась по дому, не находя себе места, а поправившийся воробьишка прыгал по комнате следом и махал еще неокрепшим крылом.
– Выдь! Выдь! – чирикал он, но бедная Бегония ничего не слышала и не понимала. Что делать? Кто поможет несчастной одинокой женщине, даже если все это происходит в сказке? Кто поможет бедному поэту, даже если он Настоящий Поэт?
Настала последняя ночь, и Бегония кинулась на улицу, оставив в спешке дверь открытой, и не заметила, как воробьишка выскочил следом за ней и, отчаянно махая крыльями, с трудом полетел прочь.
Бегония побежала по улице Веселых Башмачников и почти добежала до площади Летнего Солнцестояния, как вдруг загрохотали копыта по булыжной мостовой, и перед ней остановилась карета, запряженная четверкой белых, как душа ребенка, лошадей в пурпурных сбруях. Бегония, побледнев, в ужасе заметила королевский герб на дверце кареты. К ней подъехали всадники из свиты и хотели уже отогнать ее прочь с дороги, но в это время сам король Апогей Первый выглянул в окно.
– Почему Мы не едем? – капризно спросил он и с любопытством оглядел Бегонию. – Утютюшеньки, фея востроглазая!
– Ваше величество! – крикнула Бегония и бросилась на колени перед каретой. – Ваше величество, никакая я не фея, а вовсе простая женщина и умоляю вас, спасите моего мужа, он, глупый, ни в чем не виноват, я точно знаю!
– Постой, постой, женщина, не торопись! – сказал ей строго король Апогей