ваше-ство-во-во! – загудело из всех углов услужливое эхо.
– Прочь! – затопал ногами король Апогей Первый. – Вас только слушать, моллюски реликтовые! Серпентарий! Террариум!
Главный Распорядитель Террариум застыл у алькова и огладил величественную бороду.
– Ну послушай, радость несусветная! – продолжал король Апогей Первый. – Запала тебе блажь, не казни ты его без суда и следствия! Потом не отмоешься… Волнения там всякие, возмущение мировой общественности… Гордость наша, как-никак! Хочешь, я сам с ним завтра переговорю? Правовое государство у нас или нет в глазах соседей?! Короче, я решил – завтра.
– Ах, я не знаю! – расплакалась королева Амальгама.
– Вот и прекрасно! – обрадовался король Апогей Первый. – Зато знаю я!
Он чмокнул супругу в лобик и направился к себе, насвистывая свадебный марш монастырских послушниц.
А королева Амальгама в гневе стала бить хрустальные салатницы и приговаривать:
– Все равно казню! (Блямц!) Все равно казню! (Бенц!)
И так далее.
В то же время, пока королева Амальгама пускает на ветер хрустальные шедевры ручной работы лучших мастеров Тяпляпляндии (а их, шедевров, было много, но дама она была упертая и все начатое доводила до конца), так вот, в это самое время бедная наша Бегония дошла до дома и ахнула, обнаружив, что дверь на чердак не заперта. Все было цело (чему пропадать-то – ржавому ведру да разбитому блюдечку?), да вот беда – воробьишка улетел. Осталась Бегония одна-одинешенька, села на трехногий табурет и горько заплакала.
Так. Главное нам не расслабляться. Эти женские слезы на кого хочешь подействуют. Даже на Сказочника. Так. О чем это мы? Да!
Как летит время в последнюю ночь! Не успеешь вкратце изложить основные события в сказке, как лучи солнца уже золотят решетку маленького окошка под сводами темницы Антуана Нонсенса. Он поднял голову.
– Здравствуй, солнышко! – сказал он и улыбнулся, хотя глаза у него были печальные и серьезные.
И вдруг какой-то пушистый комочек забился в проеме окошка и через мгновение уже с чириканьем прыгал на плече Антуана Нонсенса.
– Пить! Пить! – закричал он, махая крылом.
– Ах, кроха! – обрадовался Антуан Нонсенс, – как ты сюда попал? На, пей, – здесь как раз хватит тебе напиться. Жив, значит?
– Жив! Жив! – чирикнул воробей и тюкнул клювом глиняную плошку.
Потом он заскакал по темнице и перекувырнулся через голову. По темнице поплыли разноцветные круги, раздался звон, как будто соединились хрустальные бокалы, и…
…Антуан Нонсенс протер глаза. Нет, это ему не снится!
Перед ним стоял крохотный человечек с крохотной шпагой на боку и искринкой-перышком на шляпе. Шпага, перо и борода у него были серебряные.
– Ну, что смотришь? Что смотришь? – закричал сердито человечек. – Здороваться надо! Здороваться!
– Доброе утро, – смущенно пробормотал