иконы – всё это сложилось между собой, и я решился на бесчеловечный шаг – провести эксперименты с иконой над уже обреченными и беззащитными людьми.
Заранее я подготовил фотографии иконы – отзеркаленные, искаженные и пропущенные через светофильтр. Даже по глупости чуть ли сам не глянул на фото – вовремя отвел взгляд. Я дождался, когда от препаратов отойдет ещё живой близнец. А потом показал ему эту фотографию. Близнец испугался, но всё же прореагировал не слишком остро. Я предположил, что у него мог выработаться некий иммунитет к лику и поэтому пошёл дальше – показал ему саму икону. Тот долго сопротивлялся, не хотел смотреть в её сторону, но я силой заставил его раскрыть глаза…
На истинный лик Поломанной Богоматери он отреагировал совсем иначе – кричал и ревел он так сильно и громко, что негде было спрятаться от его пронзающего душу вопля. Этот вопль до сих пор терзает меня в кошмарных сновидениях. Смерть близнеца была поистине ужасна. В содеянном я раскаялся сразу же – внутри стало погано и мерзко. И ради чего? Ради любопытства? Ради науки? Куда эти научные данные сгодятся? Зачем мне всё это?
Для того чтобы потешить своё тщеславие – иное объяснение не годится.
Ночью я так и не смог уснуть. На следующий день взял отгул и, после долгих размышлений, позвонил Дарье и предложил встретиться – по телефону говорить не хотелось – разыгрывалась паранойя. Я рассказал ей о том, что отыскал икону, после того, как один из больных, ныне усопший, вдруг вспомнил, что запустил её в заросли малины, рассказал и о виденьях больных, будто теперь старуха ходила за мной. Рассказал и то, что пытался проводить эксперименты. Но об убийстве близнеца говорить не стал.
– А почему ты просто не сожгла икону? Зачем было рисковать с игрой в прятки?
– Бабушка завещала мне ее ни в коем случае не сжигать и не уничтожать – иначе «будет хуже». Но сама я не знаю, что именно будет и будет ли вообще. Лучше просто спрятать икону и не рисковать.
Я согласился с этим – рисковать не стоило. В тот же день мы отправились на машине Дарьи в какие-то глухие края. Свои глаза я завязал тем же шарфом, чтобы не видеть дороги. Единственное требование, какое я выдвинул – это ехать туда, где точно никогда не будут строить дома, деревни и города. Скорее всего, Дарья направилась в края, далёкие от важных транспортных артерий, в края, где постоянно вымирают деревни, где нет перспективы развития. Я помню только сильную тряску, что говорило об очень плохих дорогах.
По пути девушка мне поведала о своих предположениях по поводу иконы:
– Моя бабушка по жизни была злобной и завистливой. О том не одна история в деревне гуляет. «Злая шептунья» – так её звали. Потому что проклятия на других людей она наводила очень тихим шёпотом… Она и садисткой была, много людей сгубила… поэтому её действия против пациентов понятны. А икона, скорее всего, что-то вроде домика для её души,