уходили последние, хозяин не выдержал и задал вопрос, который занимал его:
– Так на что вы рассчитываете, ходя вот так от деревни к деревне?
Иуда встрепенулся, подался вперед и первым ответил:
– Вот ты сказал, проповедников много, – это верно. Но только не всем внимают. Зато нам – охотно. Так что время покажет, кто есть кто.
2
А путники тем временем вышли на небольшой пустырь, заменявший в деревне площадь и объявили селянам, что к ним хотят обратиться с проповедью. Сначала пришли желающие, следом потянулись любопытствующие. Их обычно находилось достаточно. Для монотонной жизни маленьких селений каждый новый человек – событие.
Когда народ собрался, на прикатанный путниками камень поднялся человек.
– Не с праздными и лукавыми речами я к вам пришел, а спросить хочу: счастливы ли вы? Спокойны ли ваши души? Не мучают ли вас вопросы, на какие ответы не ведаете? – мягко, почти не повышая голоса, спросил он.
Толпа молчала. В молчании терпеливо ждал проповедник. Наконец кто-то сказал, будто вздохнул:
– У каждого свое.
– Да, у каждого свои радости, – согласился пришелец, – только вот беды общие. Корни тех колючих кустов, что цепляют людей, одни. Каждый человек подобен травинке – растет сам по себе, но живет потому, что рядом существуют такие же. Всяк живет по-своему и невдомек ему порой, что радость его увеличивает счастье всех, а его беды – общую тяжесть, – говорил проповедник, как бы размышляя вслух. – Многие гонят из себя заботы. И, ищут отдохновения в равнодушии или разгуле. Напрасное то блаженство! Достойно оно тех овец и коз, что вы пасете. Если же одним телесным жить – не по-человечески это будет, ведь Бог создал нас по образу своему и вдохнул в нас частицу духа своего…
Голос проповедника окреп и вознесся над головами собравшихся.
– Вот и задумаемся над тем, что в мир мы несем? Не слишком ли мы спокойно взираем на нечистоты вокруг нас?
Человек вещал, и люди внимали. С ними мало кто говорил о высоком, даже местный священник. У того были свои заботы – свадьбы, похороны, праздничные обряды… Пришелец же говорил, не боясь быть непонятым и не смущаясь того, как далеки его призывы от их жизни. Правда, звал он их к другой жизни, о которой разве что мечталось, да и то вечерами после надоевшего от работы дня.
Иуда выслушал проповедь вместе со всеми, вздохнул чему-то своему, пощупал сумку на боку, будто проверяя, не украли ли чего пока он слушал, и собрался было уходить, как селянин, принимавший их, остановил его.
– Разъясни мне, если ты его ученик, разве можно царство небесное на земле основать?
– Учитель наш считает, что можно.
– Неужели он верит, что волк может протянуть лапу овце в знак мира? Смешно даже.
– Вот он и толкует вам, глупым, – осерчал Иуда, – что все мы человеки, а волками или овцами уже сами делаемся.
Селянин задумался, а Иуда, потоптавшись рядом, со вздохом спросил:
– Может, ты укажешь богатый и приветливый дом, где можно попросить кусок хлеба в дальнюю дорогу?
– Пойдем,