переставая есть и запивать компотом.
– Моя мама добрая, жаль её… после похоронки на брата, следом и на отца, она словно тень стала, ничего её не радует. А знаешь… она ведь мне сказала, чтобы ты не уходила ни в какое общежитие, а жила у нас. Комната брата пустует, места много, мы же с ней вдвоём остались. Государство помогает, конечно, как семье, потерявшей кормильца, но мы как все живём, зимой обещали уголь завести и дрова. Оставайся у нас жить, – то ли спрашивая, то ли с просьбой сказала Нигора.
– Думаешь, это удобно? Но я студентка и заработка у меня нет. Только карточки, на некоторые получаю продукты и всё, я не могу злоупотреблять вашей добротой, сама понимаешь. Твоя мама работает нянечкой в больнице, верно? Может и нам можно будет туда устроиться? Ну, хотя бы на полставки, что скажешь? Тогда я могла бы остаться жить у Вас, – сказала Карина.
– Да, я хожу к маме в больницу, помогаю ей, она хоть и молодая ещё, но… горе сломило её, боюсь я за неё. Ладно, пошли, к нам поедем и там поговорим, – ответила Нигора, вставая из-за стола и отправляя в рот мелкие крошки, собрав их в ладонь со скатерти.
Карина тоже поднялась и девушки вышли из столовой. Разговаривая, они направились по аллее к воротам. Эркин прошёл пешком до Первомайской, потом сел в следующий трамвай. На душе было тоскливо, он надеялся пообедать с Кариной и если получится, немного погулять с ней, но неожиданное появление Зухры, её слова, все испортили, Эркин, тяжело вздохнув, прошёл к выходу.
Дома его ждал обед, Мехри опа пожарила картошку с яйцами и сделала салат ачукчук. Гули вернулась со школы и когда Эркин вошёл во двор, Мехри опа пошла навстречу сыну.
– Сынок, пришёл? Ну что, что тебе сказали в институте? – спросила женщина, присев на топчан следом за Эркином.
– Гули, дай воды! Пить хочется, – попросил Эркин и Гули тут же побежав под навес, набрала из оцинкованного ведра воды в ковш и подойдя к топчану, тут же протянула брату.
– Ладно, давай, поешь, потом и поговорим, – сказала Мехри опа, видя, что сын расстроен и подумав, что его не приняли в институт.
Эркин, сняв туфли, залез на топчан, Гули принесла ляган с обедом и поставила на хантахту. Следом, она принесла и косушки с салатом, потом заварила и чай.
– Гули, садись и ты, вместе поедим, – с аппетитом отправляя в рот очередную вилку с картошкой, сказал Эркин.
– Может расскажешь, что произошло, сынок? У тебя такое лицо… не приняли, что ли? – осторожно спросила Мехри опа.
Гули залезла на топчан и сев за стол, принялась есть. Эркин, вздохнув, взглянул на мать.
– Меня зачислили в институт, ойижон, теперь я студент первого курса Ташкентского, медицинского института! Всё хорошо, не волнуйтесь так, – сказал Эркин, погладив мать по плечу.
Мехри опа улыбнулась и прослезилась.
– Я молилась за тебя, сынок, теперь ещё больше горжусь тобой. Дай Аллах каждой матери такого сына, – обведя ладонями лицо, ответила Мехри опа со счастливой улыбкой.
Эркин хотел было ей ответить, но тут случилось неожиданное. Вилка в руке Эркина повисла в воздухе.