движения Эрпине напоминали движения танцоров фламенко, так и сам укротитель был чем-то неуловимо похож на цыганского колдуна: густыми тëмными волосами, собранными на затылке тугим хвостом, и сильными ногами, как будто привыкшими к долгим разъездам на лошадях… Стоило мне задуматься, можно ли усесться верхом на тигра и нужно ли для этого иметь под рукой седло, как Эрпине играючи вспрыгнул на спину самому крупному из своих хвостатых подопечных и принялся наглаживать мускулистое кошачье плечо. Он так и удалился за кулисы – верхом на тигре – под гром восхищëнных аплодисментов.
Свет на манеже потух, предвещая появление следующего артиста, а я всë не могла оторвать любопытного взгляда от занавеса, за которым скрылся последний тигриный хвост. Форга́нг – а именно так и назывался в цирке тот самый занавес – манил меня, как тëмная бездна, полная каких-то загадочных наслаждений…
Представление кончилось, и толстосумы потянулись к выходу из шатра. Наблюдая за пышными юбками и начищенными туфлями, я не могла заставить себя сдвинуться с места… Легко оставить праздник позади, когда за воротами тебя ждёт лакированный экипаж, а дома – горячий ужин, и совсем непросто – когда не имеешь даже крыши над головой. Я с сожалением поглядела на потухший манеж, на продавца сладостей, распродающего остатки печёных каштанов… и вдруг, в отчаянном порыве, нырнула в толпу.
Сама не знаю, как смогла проплыть полукруг арены против людского течения, но не успело шапито опустеть и на треть – я уже юркнула за форганг.
На цирковой городок, что раскинулся на поле за шапито, давно опустилась ночь. Я сидела в тени кочевого вагончика, укрывшись среди деревянных ящиков и пузатых дубовых бочек, и наблюдала за группой артистов, собравшихся у костра.
Весëлая и шумная компания расположилась на главной площади – в том месте, куда сходились импровизированные улицы городка, уставленные вагончиками и шатрами. Цирковые артисты пусть и были немного похожи на столичных клошаров, но всё же выглядели в разы приветливее первых. Кто-то разливал по кружкам горячий чай, кто-то тихонько поигрывал на гитаре. Все они без умолку говорили, смеялись и пели песни – точно собрались на большом семейном застолье. Да и пахло от них несравнимо лучше – я заметила это ещё в темноте кулис: духами, пудрой, сценическим гримом, помадами для волос. И только немного – потом. Но не тем застарелым отвратительным запашком, сопровождающим любого бездомного, а скорее лёгким мускусным ароматом волнения; влажностью крепких тел, разгорячённых танцем или опасным трюком.
Сидя в тени – в такой смехотворной близости от гуляющих циркачей, – я ощущала себя бестелесным призраком. Никто не выгнал беспризорного ребëнка из-за кулис, битком набитых животными и людьми; никто не заметил его скитаний по городку… И мне уже начинало казаться, что я умерла от голода прямо в цирке. Или того хуже – на скамье перед его воротами…
Но стоило мне только погрузиться в подобные мысли, как чья-то рука вполне