и польская.
Велись разговоры о будущем браке герцогини, но как-то вяло. А природа меж тем брала свое. Анна устала ждать женихов и нашла свое женское счастье, став любовницей своего гофмейстера. Можно сказать иначе, чтобы было вполне в духе времени: Анна сделала Бестужева своим фаворитом.
А что? При назначении в Курляндию Бестужеву было сорок восемь лет – тридцать лет разницы. Время не оставило нам изображения Петра Михайловича Бестужева, но, судя по воспоминаниям современников, он и в пятьдесят был весьма представителен, умен, на хорошем счету у государя, а в Курляндии он стал для Анны защитником, другом и вообще самым близким человеком.
Каким образом достигло ушей царицы Прасковьи известие о любовной связи Анны с ее гофмейстером – неизвестно. Вряд ли дочь сама рассказала об этом матери, когда гостила в Измайлово. Отношения у Анны с матерью никогда не были доверительными. Что герцогиня уж точно делала, так это жаловалась на тяжелое житье в Курляндии, на скуку и, если можно так выразиться, на бедность. В этом вопросе Прасковья Федоровна была, конечно, на стороне дочери. Анна дочь русского царя, поэтому двор свой должна содержать сообразно своему положению. Вдовая царица рисковала писать с обидами и просьбами даже государю-батюшке. Вот выдержка из одного из ее посланий, которую она для убедительности снабдила пунктами:
«1. Правительствующий сенат, не получа указа именного из походу, никакого денежного вспоможения на пути моей царевны учинить не хочет, о чем прошу указу к тому сенату.
2. Из моей определенной дачи, как вам известно, бывшую мою царевну отпуская, всяческие снабдивала, и посуду серебряную с ней отпустила, а ныне мне того отпустить мочи нет.
3. Соизволили писать ко мне, что в Курляндии все ей, царевне моей, определено; а чем ей там жить и по обыкновению княжескому порядочно себя содержать, о том именно не означено. Прошу о подлинном того всего себе уведомления; из вашей ли казны, или с подданных того княжества назначенные денежные доходы впредь имать ей».
И так восемь пунктов, а последний самый примечательный: «Прошу вседокучно, по своей крайней милости и по своему слову, переменить оттуда прежнего гофмейстера, бывшего прежде при царевне моей, который весьма несносен, и тем нас не печалить; а быть на его месте впредь иному, кому вы соизволите».
Чем уж так раздражал царицу Бестужев? Можно, конечно, предположить, что ее волновали вопросы нравственного характера, и вообще, что люди скажут, и уж если так приспичило, то найди себе кого помоложе, а не старика-любострастника. Конечно, такие соображения могли иметь место, на то она и мать, но больше всего, кажется, и письма тому свидетель, царицу Прасковью раздражала самостоятельность дочери.
Когда трон достается юной принцессе, семья всегда тут как тут. Так будет и с юной Фике (будущей Екатериной Великой). Когда ее призвали в Россию в качестве невесты наследника, мать ее, Иоганна Елизавета, приехала в Россию и тут же стала заявлять права, которые вовсе