ое оружие прямо в квартире не к лицу».
Отпустил дочь, поняв, что она здесь ни при чём, сам же перепрятал и от непрошенных гостей, что повадились шастать по дому, и от её любопытства. Мало ли?
Оксанка так и села на тумбу зеркала в прихожей, как будто её не держали ноги.
– Пап, что-то случилось? Зачем тебе эта… штука?
На пол полетела обувная коробка, зашуршала тонкая промасленная бумага. Убирать не стал, в спешке швырнул куда-то в сторону. Глянул на девчонку. На ней лица не было: болезненная бледность, лихорадочный блеск глаз. Казалось, отсюда слышал бешеный ритм её сердца.
– Мне полицию вызвать? Скорую? Что? Что случилось? – закудахтала, словно наседка. Прав был сержант, говоря, что страх высекает из женщин глупость.
Сунул «Богатыря» за пазуху, холод затвора прильнул к разгорячённому телу. Рукоять спряталась за манжетным низом свитера. Я вновь коснулся плеч дочери.
– Всё будет хорошо, слышишь? Запрись, спрячься, не высовывайся, хорошо? Я скоро приду!
Последние слова были нужны ей как воздух. Сгорая от волнения, она нервно улыбнулась. Почти слышал, как среди заклинившего рассудка зарождается искра мысли.
Это всего лишь сон.
Тучка послушно прыгнула ей на руки, вместе закрылись в комнате. Слышал, как клацнула щеколда замка. Свет в прихожей гасить не стал, выскочил в коридор. С хлопком, подгоняемая сквозняком, захлопнулась входная дверь.
Не было времени на споры с Мегерой. По ступенькам сбежал со второго этажа, через окно вылез наружу и спрыгнул в мягкий снег.
Адреналин подзуживал на глупость, крал страх, прятал за плащом уверенности опаску. Здравый смысл спешил вернуться на трон. Да кто ж его пустит без боя?
Глаз (ожидал, желал, жаждал) зацепиться за опасность в окне, за поворотом, около подъезда соседнего дома. Словно бесёнок, припрятанный под одеждой, пистолет придавал уверенности, разбавлял горячей водой стылую унылость.
Стройка на девятой.
От волнения не сразу вспомнил, где это. С запозданием ловил самого себя на мысли, что рванул в эту пучину с головой, потому что хотел этого с самого начала. Вернуться к опасности. Настоящей, щекочущей нервы, играющей на самом сокровенном.
Бежал, привлекая внимание окружающих. Прохожие шарахались в стороны, казался им пьяным. Распахнутая куртка, красные щёки, воспалённые глаза… – Самого бы себя испугался!
Каток, вещевой рынок, за ним юридический офис и три жилые многоэтажки. Потом будет она, стройка.
Выдохнул, когда увидел тяжелые МАЗы с MAN. Грузовики стояли на приколе, обещая с завтрашнего утра месить бетон, гнать за кирпичами. Валялись на земле строительным мусором доски и пустые мешки.
Перемахнул через забор, хотя можно было и через парадный вход. Если здесь что-то происходит, значит, с охраной скверно или её вовсе нет.
Смущала безликая, плещущаяся в ночном чреве тишина. Здравый смысл, наконец пробившийся к рулю, жал плечами и вопрошал: – А чего ты, собственно, ждал? Перестрелку как в шестьдесят восьмом и светошоу?
Ответить самому себе было нечем.
Старался не наступать на скрипучий снег, прыгал по расчищенным тропкам. Ступал по мёрзлой грязи в глубокой колее, прочерченной шинами строительных машин.
Словно ястребы клевали носом строительные дроны, мирно спящие под кирпичным навесом. Его построили в первую очередь, потом будут хранить в нём уборочную технику.
Теплом и уютом пахло со стороны сторожевой будки. Шлагбаум у жилого вагончика, штыри упрятанного в землю забора, словно здесь оборону собирались держать. Тёплый домашний свет лился из вереницы окон, манил заглянуть внутрь.
Я не удержался и похолодел. Мирно дремавший на столе сторож оказался убит. Под ним набежала красная лужа, валялись на полу разбросанные бумаги с канцелярией.
Коснулся рукояти пистолета, вытащил его, сжимая в обеих руках. Нагрянет сюда полиция или СТО-ражи – и у них готовый обвиняемый. Как будто подозрений в Антохиной смерти мне мало!
Словно родной сын пистолет убаюкивал, обманывал слепой надеждой, что уж с ним-то в руках обязательно всё будет хорошо. Будто малое дитя я ждал. Должно произойти нечто, и вот уж тогда обязательно станет ясно, что делать дальше. Больше остального пугала неизвестность.
Она же шептала сомнения в уши: это подстава. Роман решил всё спихнуть на тебя и сейчас услышишь рокот сирен, орущий бас грубости граммофона, и тогда…
Щелчок.
Мозг сработал раньше, воззвал к рефлексам. Я рухнул в снег, перекатился валом за вереницу возносящихся бетонных труб будущих коммуникаций и лишь затем осознал, это выстрел.
Кем бы ни были сегодняшние проказники, но тишину они любили, а потому прихватили глушители. Грохоталом показался собственный «Богатырь». Жми на крюк, и услышат аж в соседнем Храмовске…
Соображал дальше, пытаясь анализировать. Стреляли не по мне и не здесь, но очень близко: иначе не услышал бы ничего вовсе. Где-то на задворках сознания плавала