что субъективных представлений их авторов. Механизм нашей психики, или узкопонимаемый кластер механизмов, своего рода deux ex machina, взят за основу социальных теорий Гоббса, Конта, Милля, Спенсера, Баджота, Лебона, Тарда, Росса, Макдугалла и многих других авторов, чьи основные произведения вышли в свет до 1910 года.
Затем последовала эра индивидуализма, начало которой положила теория инстинктов Макдугалла. Индивид стал центром социального универсума. Такое смещение акцентов дало старт экспериментальному периоду, когда основное внимание уделялось социальным влияниям на сенсорные и высшие психические процессы отдельных людей. Бихевиоризм привнес идею о фрагментировании окружающей среды на бесконечное количество условных стимулов, вызывающих бесконечное количество рефлекторных актов. В середине этого периода Макдугалл попытался избежать солипсизма, во многом им самим и порожденного, предложив концепцию «группового сознания» как полной аналогии индивидуального сознания. Этот термин, использовавшийся и им самим, и многими его предшественниками, отражает их пристрастие к индивидуальным моделям. Однако существовали веские причины отвергнуть эту теорию: она не соответствовала духу крайнего плюрализма, распространенного в тот период, не предполагала конструктивных способов экспериментальной проверки, несла на себе печать европейской метафизики. Эра индивидуализма была временем, когда в научной среде доминировали методы и концепции экспериментальной психологии, когда индивидуальные психические процессы, интерпретированные на основе статистики, рассматривались как адекватная объяснительная схема всего социального поведения. И фрейдизм со своим выраженным акцентом на индивидуализм человека тоже пришелся весьма к месту.
За два десятилетия до того в лексикон социологов и антропологов вошли и стали активно использоваться понятия, подчеркивающие важность учета факторов статуса, роли, стиля и ситуации (и непосредственной, и более отдаленной) при анализе актуального поведения. Действительно, социологи и антропологи долгое время оперировали этими терминами, но пока стенки между кафедрами в наших университетах не обветшали, их голоса не были услышаны психологами, живущими по другую сторону коридора. Пришло время, когда многие из тех же самых психологов, до того рассуждавших в терминах индивидуализма, бросились в другую крайность. Стало модным апеллировать к понятиям паттернов культуры, рассматривая личность как носителя некоторого статуса.
В чем-то влияние всех этих трех периодов мы ощущаем на себе и поныне, и в особенности, конечно, актуальны тенденции третьего периода. И именно здесь мы по достоинству начинаем оценивать вклад Левина, предложившего модель хорошо сбалансированного переплетения индивидуальных и социальных тенденций. На первый взгляд любимая формула Левина, Π = f (Л, С), не несет в себе ничего нового, и мы склонны пренебречь ею.