идеализирует руководителей белогвардейщины и пытается вызвать к ним симпатии зрителей» и анализирует пьесу в целом (проводя параллели с Толстым и Шекспиром). Этот развернутый разбор «Бега», по-видимому, был призван заменить чтение пьесы целиком – для последующего обсуждения на Политбюро, четырежды (!) возвращавшегося к «Бегу».
В документе утверждалось, что «Бег» – это «апофеоз Врангеля и его ближайших помощников». Рассказано обо всех центральных персонажах: Хлудове, Чарноте, Врангеле, Корзухине, Голубкове, Серафиме, не забыта и Люська. Автор обвинял Булгакова в том, что Хлудов показан как блестящий военачальник, «волевая личность», Чарнота «великодушен, добр, прямолинеен и всегда поможет товарищу в беде» и со сцены безусловно «подкупит всякого зрителя и целиком расположит на свою сторону»; Голубков – «чистейшей воды идеалист», в его образе Булгаков показал нашу интеллигенцию такой, «какой она ему кажется: чистая, кристальная в своей порядочности, светлая духом, но крайне оторванная от жизни» и т. д.
Крайне опасным в пьесе является общий тон ее. Вся пьеса построена на примиренческих, сострадательных настроениях, какие автор пытается вызвать и, бесспорно, вызовет у зрительного зала к своим героям. <…> Все вожди белого движения даны как большие герои, талантливые стратеги, благородные, смелые люди, способные к самопожертвованию, подвигу и проч. <…> На три, четыре часа длительности спектакля классовая сознательность пролетарского зрителя будет притуплена, размагничена и порабощена чуждой для нас стихией. <…>
Необходимо воспретить пьесу «Бег» к постановке и предложить театру прекратить всякую предварительную работу над ней (беседы, читка, изучение ролей и проч.)402.
Протест вызывали такие, казалось бы, «внеклассовые» качества булгаковских персонажей, как готовность к состраданию, великодушие, доброта, дважды помянутое благородство… В стране нарастающей и культивируемой агрессии, всеобщей подозрительности, запрета на сочувствие ближнему пьеса возмущала не собственно фабулой, а скорее интонацией, видением персонажей как людей, заслуживающих понимания.
Булгаковский «Бег», возмутивший цензурные органы объемным изображением белых генералов, в центре которого – безумный больной Хлудов, сегодня может быть прочтен как пьеса о любви. Хлудов – этот бог войны, «офицерская косточка» – вдруг говорит: «Никто нас не любит, никто». Любовь превращает тихого приват-доцента с говорящей фамилией (Голубков) в отчаянно смелого человека, интеллигент-книжник обретает мужество, оказывается способным оплатить идеализм реальными и нелегкими поступками.
Парадоксальным образом пьеса о военном отступлении, боевых операциях с участием генералов и конников, главкома и контрразведки рассказывала о вполне «штатских», гражданских, общечеловеческих чувствах: любви и сострадании, ответственности и самопожертвовании, адресованных не «организации» и «массе», не далекой абстракции («завтрашнему дню», «будущему») – а отдельным, частным, конкретным