сидел возле её постели, повторял беспрестанно:
– Олечка, прости меня, прости, пожалуйста, я не знаю, что случилось, я не хотел, правда не хотел!
А она не хотела его слушать, больше не хотела. Потому что враз как-то отшибло всю ту неземную любовь и идеализацию, ей казалось, перед ней совсем чужой человек, с которым теперь как-то ведь надо будет жить, но как? Пока тяжело было об этом думать, после наркоза мысли отказывались строиться в логические цепочки, и Оля закрыла глаза и уснула.
Вернувшись из больницы, она поняла, что как раньше жить уже точно не получится, потому что, увидев Виталика с такой стороны, она больше не могла принимать его как своего мужа. Ведь муж, по идее, должен уважать, защищать, заботиться, а тут вышло совсем наоборот. Если его не остановило ничего сейчас, то кто знает, как впоследствии это проявится?
Некоторое время она собиралась с мыслями, внешне делая вид, что всё, как обычно. Виталик в первые дни после её возвращения изображал из себя заботливого мужа: он приносил ей чай в комнату, покупал любимые шоколадки, помогал даже кое-что по дому делать. А Оля гадала, действительно ли это чувство вины и раскаяния в нём говорит, или он просто хочет всем показать, что он не муж, а золото. Родителям, кстати, Оля так и не смогла признаться, из-за чего именно угодила в больницу, они считали, что это просто неудачное стечение обстоятельств. А Анна Николавна, естественно, тоже помалкивала. Она по-своему переживала, сочувствовала невестке, это у неё проявлялась в том, что она больше обычного хлопотала по дому, не давая Оле практически ничего делать самой, и тихонько вздыхала, сидя за вязанием в своём кресле.
Прошло примерно две недели, этого времени вполне хватило Оле для того, чтобы понять: она не сможет переступить через себя и продолжить делать вид, что ничего не произошло. Слишком жестокий урок она получила от жизни, чтобы он прошёл впустую. Она твёрдо решила, что нужно всё менять. К Виталику она сейчас не чувствовала совсем ничего, кроме, пожалуй, презрения, как к какому-то неприятному насекомому. Даже ненависти не было, просто выгорело внутри всё, и пока на этом месте была только щемящая пустота. Больше она злилась на себя, за то, что столько времени потратила зря, за то, что позволила Виталику поставить себя в такое унизительное положение, а больше всего за то, что настолько низко себя ценила, что могла такое отношение его принять за любовь.
ГЛАВА 7.
Она постучалась в комнату к свекрови. Анна Николавна сидела перед телевизором, довязывая рукав кофты, но, казалось, мысли у неё были где-то далеко, а телевизор работал просто так, для фона, чтобы вязалось быстрее. После произошедшего она совсем притихла, с Виталиком почти не разговаривала и всё больше сидела в своей комнате, видимо, считая себя отчасти виноватой в том, что произошло.
– Анна Николавна, мне нужно кое-что сказать вам, – начала Оля.
– А? – очнулась она от размышлений и повернулась в сторону невестки.
– Я хочу… подать на развод, – медленно произнесла Оля.
Анна Николавна вздохнула и опустила глаза:
– Я