с отцом через пропасть лет и смерти. Вернувшись к столу, Назир открыл дневник, перелистывая страницы, исписанные знакомым чётким почерком.
Каждый раз, когда он читал эти записи, его поражала ясность мысли отца, его способность видеть картину целиком, о чем бы он не писал, будь то кристалл, или просто протекающий кран в цирюльне,
Халид листал дневник. И нигде, ни на одной странице, не было и намёка на "высшие сферы". Отец был не таким.
На последних страницах были наброски карты пустыни с какими-то пометками. Что это могло значить? Назир не знал. Хотя в глубине его разума уже появился зародыш идеи. Как маленький червячок только что вылупившийся из своего маленького яйца. Не имеющий ни глаз, ни ног, ни даже мозгов. Но уже начинающий прокладывать себе путь наружу.
Стук в дверь прервал его размышления. Осторожный, едва слышный, но настойчивый – кодовая последовательность, известная лишь нескольким близким людям.
– Кто там? – спросил Назир, поспешно пряча дневник под стопкой чертежей.
– Лейла, – раздался приглушённый голос. – Открой быстрее. Нас не должны видеть вместе.
Назир отпер дверь. Лейла проскользнула внутрь, быстрым движением сбрасывая с головы капюшон плаща. Её обычно аккуратно уложенные волосы были в беспорядке, на лице – тревога.
– За мной никто не следил, – сказала она, тяжело дыша. – Я проверила трижды. Но всё равно не стоит задерживаться. Время работает против нас.
– Что случилось? – Назир внимательно рассматривал лицо подруги, отмечая признаки тревоги: расширенные зрачки, легкая дрожь рук, глаза, которые не могли остановиться на одной точке.
– Халид созвал совет жрецов после твоего выступления, – начала она, понижая голос до шёпота, хотя они были одни в плотно закрытом помещении. – Была бурная дискуссия. Он был не так любезен, как на площади.
– Могу представить, – горько усмехнулся Назир.
– Нет, ты не понимаешь, – Лейла схватила его за руку. Её пальцы были ледяными, несмотря на жару. – Он говорил о тебе как об угрозе стабильности, о еретике, подрывающем устои. Говорил, что твои идеи сеют хаос, а кто сеет хаос, тот слуга тьмы.
Назир почувствовал, как внутри всё сжалось. Одно дело – публичное неодобрение, совсем другое – обвинение в ереси. За такое в прошлом людей изгоняли из города, что в пустыне равносильно смертному приговору.
– И что решил совет?
– Халид объявил, что завтра, после ритуала, ты должен публично признать свою ошибку и подтвердить, что кристалл восстанавливается, – Лейла произнесла это одним дыханием, словно торопясь избавиться от тяжести этих слов. – А если откажешься…
– Тогда что?
– Изгнание из города, – тихо ответила Лейла. – Он уже заручился поддержкой городского совета, убедил их, что твоё присутствие подрывает веру, а без веры кристалл действительно может угаснуть.
Назир медленно опустился на стул. Изгнание… Тысячи раз он проходил через городские ворота, видел бескрайнюю, беспощадную