это лишь временное испытание, посланное богами за недостаточное рвение в молитвах. Великий Ритуал Очищения всё исправит.
– А ты сам-то веришь в это? – Муса пристально посмотрел на цирюльника.
Расул огляделся по сторонам, хотя они были одни в лавке, и ответил тихо:
– Поверю, когда увижу полные фонтаны. А пока… смотри сам.
Он указал на кувшин с мутной водой, в котором плавали частицы песка.
– Знаешь, как в караванах говорят? – сказал Муса. – Доверяй верблюду, а не карте. Животное чует воду, а карта может лгать.
– К чему ты это?
– К тому, что люди могут верить словам Халида, но их глаза видят другое, – караванщик многозначительно поднял бровь. – В пустынных поселениях уже шепчутся о конце Аль-Мадира. Говорят, скоро великий город станет ещё одной легендой, которую рассказывают у ночных костров.
Внезапно дверь распахнулась, и в цирюльню ввалился запыхавшийся Тарик. Кувшин в его руках был наполнен лишь на треть.
– Господин! – выдохнул мальчик. – На площади такое творится! Жрецы объявили Назира еретиком! А ещё… – он перевёл дыхание, – теперь воду выдают только после молитвы. Вот, – он поднял кувшин, – это всё, что я смог получить после часа стояния на коленях.
– Часа молитв за несколько глотков воды? – нахмурился Расул. – Дожили.
– Это не всё, – продолжил Тарик, понизив голос. – Люди говорят разное. Большинство верит Халиду, славит его мудрость. Толпа даже чуть не побила беднягу, который усомнился в словах верховного жреца.
– А что думают в очереди за водой? – спросил Расул, возвращаясь к стрижке Мусы.
– Там странные вещи происходят, – глаза мальчика заблестели. – Зависит от того, кто рядом. Когда поблизости храмовые стражники, все восхваляют мудрость жрецов. Но я слышал, как одна женщина шептала подруге: "Мой муж работает на водоподъёмнике. Говорит, что все плохо, а жрецы запретили ему говорить об этом".
Расул и Муса обменялись многозначительными взглядами.
В дверь снова постучали. На этот раз вошёл Хамид, помощник городского казначея, – маленький нервный человек с аккуратно подстриженной бородкой.
– Мир тебе, Расул, – поприветствовал он цирюльника. – Можно я тут присяду, переведу дух? Весь город как в лихорадке, один ты работаешь спокойно, будто ничего не случилось.
– Мир и тебе, почтенный Хамид, – ответил Расул, указывая на свободное кресло. – Присаживайся. Я закончу с достопочтенным Мусой, и примусь за тебя. А пока расскажи, что слышно во дворце правителя? Как наш благословенный эмир реагирует на происходящее?
Хамид опустился в кресло и понизил голос:
– Да что этот эмир. Кто вообще помнит, что у нас есть эмир? Эмир болен. Уже неделю не покидает своих покоев. Уже месяц или два не выходит из дома. Некоторые шепчутся, что это не болезнь, а нежелание принимать решения.
– Или нежелание противоречить Халиду, – заметил Муса, пока Тарик смачивал его бороду маслом.
– Именно так, – кивнул Хамид, нервно теребя край своего одеяния. –