и камни с грохотом устремились вниз на тропу. Поздно, слишком поздно, большая часть отряда уже прошла! Теперь скорее ко второму подготовленному складу, чтобы хоть оставшиеся хазары не успели уйти!
Гроза метнулся к другой куче камней, здесь всё получилось быстро. Двое из повернувших обратно к входу в ущелье всадников угодили под обвал, остальные растерянно сгрудились между двумя камнепадами, самые сообразительные, спешившись, попытались перевести коней через завалы под уздцы. Вот тут и пришёл черёд боевого лука. Гроза успел снять стрелой одного, двое же устремились к завалу, стараясь укрываться за камнями. Теперь попасть в них было сложнее, ещё немного – и они пройдут завал. Одному из них это уже удалось, и он, вскочив на коня, бросился прочь по тропе. Из двух стрел, пущенных в последнего хазарина, одна прошла мимо, а вторая поразила коня. Конь рванулся, заплясал на месте, оступился и, поскользнувшись, придавил к каменной глыбе ногу седока. Когда хазарин всё-таки выбрался, Гроза вскинул лук, но, подумав, опустил его, потому что хазарский воин не стал перебираться через завал, как сделал его сотоварищ, а прильнул спиной к скале, а потом полез вверх и вправо, чтобы всё время быть закрытым от прицельного выстрела выступающей частью скалы.
Пастух, прихватив аркан, заторопился к тому месту, куда должен был вылезти хазарин. Конники-то они добрые, а вот по горам лазать не обучены. Гроза бежал, стараясь не оступиться на округлых камнях, не сильно расслаблять и в то же время не напрягать излишне ноги, как бегают животные. Переводя дыхание, он прильнул к нагревшемуся боку горы, ожидая, когда появится враг. Но хазарин всё не появлялся. Подойдя к краю, осторожно глянул вниз и увидел вражеского воина лежащим внизу на камнях. Пригляделся: кажется, живой. Перевернулся и сел, значит, сорвался с небольшой высоты, но никуда не убегает, скорее пока он оглушён!
Когда пастух спустился к хазарину, тот выхватил из ножен большой кинжал.
– Не подхатить, моя твоя резать! – прокричал хазарин, затравленно вращая глазами.
Гроза остановился в нескольких шагах, внимательно глядя на противника. Голова, и руки, да и стан хазарина двигались, а ноги лежали, как-то странно вывернувшись, и даже не шелохнулись.
– Понятно, значит, хребет сломан, – проговорил пастух. – Не воин ты более…
Хазарин меж тем то с трудом открывал очи, то снова их закрывал, будто его настигал неодолимый сон. Гроза уселся на камень в нескольких шагах. Он кое-что уже знал по-хазарски и по-гречески, потому что на торжище приходилось объясняться со стражей, конными разъездами, да и овец часто покупали у него те же хазары и греки. Хазарин же, судя по словам, тоже немного говорил, а ещё более понимал речь русов.
– Ты кто? – спросил хазарин.
– Я тот, кто убил твоих товарищей, – устало ответил Гроза.
– Большинство наших ушли и больше никогда не пойдут этой короткой дорогой, – кривясь от ненависти и боли в спине, проговорил сквозь зубы хазарин.
– Ничего, я встречу