умницы, а я в таких вещах не ошибаюсь.
– Она большая заноза в заднице.
Лэтроп снова уставился на собеседника, изумленный его тоном. Макс сам был удивлен вырвавшимся у него выражением. Однако он ничего не мог с этим поделать: не владея собой и желая дать выход чувствам, он вложил в свои слова весь тот яд, что накопился в нем по другим, посторонним причинам, а потому почти повысил голос в разговоре с Лэтропом.
– Хорошо-хорошо, – успокоительно проговорил тот. – Не знаю, что вы имеете против бедной девочки, но оставим это. Я спущусь и повидаюсь с вашим братом.
Макс угрюмо согласился.
И лишь когда он спускался на лифте, направляясь в офис старшего стюарда на палубе С, до него дошло, что слова «бедная девочка» задели его за живое. Он обнаружил, что офис старшего стюарда закрыт, деревянные жалюзи опущены. Но когда он постучался в соседнюю дверь, та открылась, и он увидел клерка службы старшего стюарда, сидевшего в клубах сигаретного дыма перед стопкой паспортов и официальных бланков.
– Шефа здесь нет, – сообщил клерк. – И если его нет в салоне или курительной комнате, вы, вероятно, найдете его в каюте мистера Кенуорти. Семидесятой, по левому борту.
Именно в названном месте Макс и застал старшего стюарда. Из-за закрытой двери каюты В-70 слышался его громкий смех, которому вторил тихий и сардонический, однако вместе с тем веселый голос другого человека. В ответ на стук Макса раздалось страдальчески слабое:
– Если это снова вы, Уолсингем, то уходите. Я больше не хочу яичницу-болтунью. Я не выношу вида яичницы-болтуньи. Черт возьми, Уолсингем, если вы принесете мне еще одну яичницу, я вымажу вам ею лицо!
Макс открыл дверь.
Мистер Грисуолд, старший стюард, полный, добродушного вида мужчина в больших очках, с улыбкой от уха до уха, удобно устроился в мягком кресле рядом с койкой больного и курил сигару.
– Входите, – пригласил он, – не обращайте внимания на мистера Кенуорти. Он немного расстроен.
– Расстроен? – переспросил достопочтенный Джером Кенуорти. – Дьявол вас побери, я умираю… А какое у вас ко мне дело? – обратился он к Максу и подмигнул. – Прошу меня извинить. Я думал, это проклятый Уолсингем. Стюард, страдающий заблуждением, что постоянная диета из яичницы-болтуньи, которую при необходимости вводят принудительно, может вылечить что угодно – от простого несварения желудка до чумы. Не держите дверь открытой. Войдите и станьте свидетелем того, как я испущу дух.
Позже Макс узнал от старшего стюарда, что донимать Джерома Кенуорти было любимым занятием Грисуолда. Но теперь молодой человек был по-настоящему болен. Он круглые сутки не мог удерживать пищу в желудке и выглядел соответственно.
Сын лорда занимал роскошную трехместную каюту. Лежа на боку и слегка приподняв голову на смятых подушках, он вглядывался в дверь. Джером Кенуорти был худым, нескладным юношей, чья бледность и преждевременные морщины у рта объяснялись болезнью лишь отчасти. Его длинные светлые