в выборе воспитательных методов, поскольку была твёрдо убеждена, что мальчиков должны воспитывать мужчины. Попытки Алика соответствовать требованиям Бориса не приводили к поощрениям. Отчим был равнодушен к его успехам, едко насмехался над неудачами, приговаривая «сам виноват», и всегда был недоволен. Понадобились долгие годы, чтобы Алик понял, что реагировать на унижение – значит обороняться, а это только на руку оппоненту. Он перестал показывать, что его задевают слова отчима. В конце концов, Борису надоело безразличие пасынка, и он прекратил изводить его «воспитательными моментами». Но этот урок и сделанные выводы помогли Алику в дальнейшем справляться с теми, кто желал нанести ему оскорбление. Поступление в военное училище, по сути, было бегством от тотального родительского равнодушия.
– Молчишь? – набычился парень. – Ты вообще, что за хрен с горы?
Алик поднял взгляд. Местный житель сначала смешался, но сразу бросился в нападение.
– Чего пялишься?
Алик закончил вытирать руки и, скомкав салфетку, спросил:
– Чего надо?
–Ты мне не нравишься. Чтоб я тебя рядом с моей Катюхой не видел, понял? – абориген сплюнул.
– Нет, – Алик обошёл парня и направился к урне около подъездной лавочки.
– Ща объясню, – парень попытался схватить Алика за грудки и тут же болезненно вскрикнул. – Пусти! Отпусти!
Он задёргался в нелепой позе с вывернутой за спину рукой, попавшей в безжалостные тиски.
– Слушай внимательно, ушлёпок, – Алик потянул вниз руку собеседника, заставляя его изогнуться ещё больше, и со скукой сказал, – Катя не твоя и не моя, она сама своя. И только ей решать с кем быть. Обидишь её словом, делом или взглядом – сдохнешь.
Алик выпустил собеседника из захвата, слегка пихнул плечом, подставив ногу, и пошёл к урне. Парень неловко плюхнулся на землю, больно приложившись пятой точкой.
– Ну, ты попал! Я тебя ещё встречу… – сидя на земле и потирая пострадавшую руку, зло бросил он в спину Алику. Тот вернулся, наклонился и, глядя в глаза, сказал:
– Не торопись, поживи пока.
Парень только зло зыркнул в ответ, потирая руку.
Дверь приоткрылась, и Костя Лукьянов поднялся из-за стола, увидев появившегося в дверях начальника службы.
– Зайди ко мне, – коротко бросил он, и Костя, отложив бумаги, пошёл следом.
– Сколько у тебя дел в производстве? – спросил Матюхин уже у себя в кабинете.
– Пять с лицами и столько же «глухих», – ответил Костя.
– Сроки в этом месяце истекают? – Игорь Николаевич сел за широкий стол, где лежала стопка уголовных дел, подшитых в аккуратные картонные корочки.
Костя покосился на эту стопку. На обложке верхнего тома значился номер, отличающийся от тех, какими нумеровали дела в их отделе.
– Четыре с лицами планирую через десять дней направить прокурору, а пятое, по Полякову, это который браконьер, вместе с глухими приостановлю за розыском, – ответил он.
Матюхин кивнул:
– Да-да,