тянуло куда-то бежать, что-то делать. Казалось, он заразился этим от Ню, точнее уже Ани. Только причина была в другом. И в этой причине он сам себе боялся признаться. Потому что если это то, о чём он думает, то всё очень серьёзно. Иначе за три года он бы давно забыл, зажил собственной жизнью, но он не мог.
Эксперимент Ирины Витальевны с шефством над Елисаветинской гимназией надежд не оправдал. Время от времени ученики ездили друг к другу в гости, устраивали концерты и редко чаепития. Вот и всё. Особого рвения мало кто проявлял. В шестой школе бывал лишь Герман, парень в очках с толстыми линзами, увлёкшийся моделированием и не вылезающий из одноимённого кружка и Яна, певшая в школьном хоре.
«Всё из-за неё!» – думал Лёша, в очередной раз трясясь в автобусе по пути в гимназию. Ирина Витальевна удивлялась его рвению. Да он и сам удивлялся.
«Из-за неё!» – проносилось в его голове, когда он снова сидел на репетиции хора. Он бы и сам начал петь, но медведь наступил ему на ухо, и он только слушал. Аня довольная как никогда прежде смотрела на него, улыбаясь, а в конце неизменно подбегала, хватала сумку и говорила:
– Ну, что, пойдём!
Она думала, что он ходит на репетиции ради неё. А Лёша не мог признаться, что смотрит на другую. Он мог бы подойти к Яне, заговорить о чём угодно, может даже о всякой ерунде, но его останавливала не робость, а совсем другие причины. Быть может, дело было в том, что она выглядела старше своих лет: очень высокая, на полголовы выше Лёши, худая, одетая в старомодную одежду вроде длинной юбки и «бабушкиного» свитера, которые впрочем вовсе её не портили. Но самым главным препятствием стала её слепота. Лёша сколько угодно мог себя убеждать, что нет никакой разницы, но сердце чувствовало преграду. Ему казалось, что миры их настолько различны, что об общении и думать не стоит. И он искал точки соприкосновения. Порой до изнеможения просматривая сайты о шрифте Брайля, о паралимпийских играх, о собаках-поводырях и наконец о способах лечения слепоты.
Неделю назад Лёша снова посетил День поэзии в ДК. Приезжала мама, но ему вдруг захотелось сходить одному. Он знал, что будет выступать Яна, а он был не готов выслушать мамино мнение, каким бы оно ни было. Нельзя сказать, что их отношения испортились. Они просто сошли на нет. Редкие звонки, короткие фразы. Он не обижался на неё и не любил её меньше. Просто слова не шли.
На Дне поэзии мама говорила много. Охотно критиковала молодых и не очень поэтов, разъясняла Лёше их ошибки в стихосложении, хвалила за удачно подобранную рифму. Когда на сцену вышла Яна, произнесла что-то о толерантности, невольно подчеркнув разницу между сыном и девушкой. У Лёши в очередной раз перехватило дыхание, а когда мама вздохнув, сказала, что стихи у Яны посредственны, но ей можно простить из-за её трагедии, Лёша не выдержал и вспылил. Первый раз в своей жизни он очень эмоционально возразил маме, что слог не важен, важны чувства, а чувств у Яны много. Неужели у Шумакова стихи лучше?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив