тва....»
Из указа Президента РФ Б. Ельцина от 9 декабря 1994 г.
Третий день дороги сплошные марши: перегоны, перегрузки, перекуры, перекусы, недосыпы и снова дорога. Сегодня очередной перевалочный пункт, мы, гремя сапогами по трапу, выбегаем из самолета и выгружаем ящики. На траве у взлетной полосы уже скопился огромный штабель.
Три дня назад меня, как и весь наш взвод, подняли по тревоге и перебросили в соседнюю дивизию. Сказали на крупные учения. Как выяснилось впоследствии не очень-то учения, но очень крупные.
Прогнали через мобилизационный пункт, сформировали сводный мотострелковый батальон из солдат, согнанных со всей дивизии и вперед: «Марш, ребятки, марш, – напутствовал нас старенький прапор, выдававший новенькую форму.
И вот я, Марат Забиров, дед, разжалованный сержант, спокойно ожидавший дембеля в своем полку, выброшен на какой-то аэродром. Сижу на ящике, курю в кулак «Астру». Бойцы моего батальона, такие же залетчики, как и я, работают без особого восторга. Мы еще даже не успели толком познакомиться друг с другом – в дороге нас постоянно перетасовывали. Оно и понятно, больше половины моих новых сослуживцев – бывшие банщики, повара, химбатовцы и еще хрен знает кто. А посему начальство и пыталось в дороге определить, кого в гранатаметчики, кого в пулеметчики, а кому «снайперку» вручить. Но толка в этих перетасовках не было, какая разница, на какую должность вписывать солдата, если он и оружия в руках не держал.
– Женька! хорош, зависать! – это нашего взводного лейтенанта Маслова, зовет лейтенант Бобров, знать, куда-то пойдем. Я затоптал окурок, и, подтянув ремень гранатомета встал в строй.
– Строй людей и веди во-о-он туда, – показал Бобров на горящие огни в стороне от взлетки, – там увидишь часть, какая-то стоит, начальник гарнизона приказал всех разместить там, утром, говорит, разберемся.
Лейтенанты распределили между нами ношу: часть солдат понесла ящики, остальные – их вещи. Раздалась команда: «Направо!». Батальон двинулся на ночлег.
Совсем стемнело, снег растаял, на плитах аэродрома остались лужи, все вокруг превратилось в осеннюю слякоть.
– Эх, занесло же, – думал я, шагая в толпе, таких же уставших и злых солдат, – И куда идем? Прем все на себе, как ослы, хорошо хоть ящики не пришлось тащить.
Я закрыл глаза, все равно из толпы никуда не денешься, а так кажется легче переставлять ноги.
Мне всегда казалось, что человек умеющий танцевать, выделяется из толпы. Умение красиво двигаться по паркету или выделываться под музыку я считал даром, который дается не каждому. Помню, в первый раз я испытал настоящее откровение, увидев танец в клубе нашего городка.
Мальчик в паре с девочкой вальсировал, это было на каком-то пионерском концерте. С тех пор запало мне что-то в душу, захотелось тоже так же вот …
Ноша действительно была тяжела и непривычна. Жарко в зимних бушлатах, ватных брюках и бронежилетах. Вещмешок, спальный мешок, оружие, противогаз, запасные сапоги, валенки, чулки от ОЗК, каску – в общем, военное барахло – нести все это одновременно тяжело и неудобно. Из-за этого строй вскоре нарушился, солдаты стали отставать друг от друга. Некоторые от усталости валились прямо на бетонку, немного отдохнув, снова вставали и шли.
Я тоже шел с привалами, жарко, все тело пропотело, как в бане, и все зудит, но почесаться нет никакой возможности – на мне броник и бушлат. Ремень гранатомета, перекинутый через плечо, натирал шею с одной стороны, с другой душила лямка противогазной сумки. Спальный мешок тянул назад,
приходилось идти, сильно наклонившись вперед. Руки заняты автоматом и вещмешком. Ноги, непривыкшие к такой нагрузке, через некоторое время заболели.
С бетонки перешли на грязную дорогу, глина сразу налипла на сапоги огромными комками и сделала путь бесконечным. Наконец, дошли до
расположения какой-то воинской части..
Перед входом в первую казарму стоял Маслов, он выкликивал фамилию из списка и впускал солдат по одному.
Я подошел к строю стоявшиму перед казармой.
– Пацаны, Забирова не вызывали?
– Да нет, вроде, ты с какого взвода?
– Из гранатометного.
– Гранатометчики уже все зашли.
– А это какая рота?
– Первая.
– А где вторая?
– Вон они стоят, – показал на вторую казарму один из бойцов.
У второй казармы стоял уже один Бобров, и что-то отмечал в своей тетради, светя себе карманным фонариком.
– Товарищ лейтенант!
– Фамилия? – прервал Бобров.
– Забиров.
– Бегом в казарму, придурок! – заорал лейтенант, – понабрали уродов.
Услышал я вслед.
– Сука, – Вошел в казарму, дверь на первый этаж закрыта, пришлось тащиться по грязной лестнице на второй.
Прямо перед дверью в расположение стоит обшарпанная тумбочка со старым магнитофоном, из которого звучат афганские