что ты ревёшь?! Подумаешь, грохнулась! Пусть ты и принцесса Рудника, быть неженкой тебе непозволительно… Соберись!
– Соберись? Серьёзно? Это всё, что ты можешь сказать ревущему младенцу? – резко обернувшись, я увидела Тристана. Он улыбался, и это неожиданно раздражало.
Прежде чем я успела рыкнуть, он приблизился ко мне на металлической скорости, забрал из моих рук Тею вместе с бутылочкой, и уже спустя три секунды девочка успокоилась, а спустя ещё одну секунду довольно присосалась к бутылочке…
– Раз ты такой мастер, сам с ней и нянчся, – раздраженно взмахнула руками, я отстранилась.
Раздражение-раздражение-раздражение… Самое неприятное в состоянии новообращения – это эмоциональная взвинченность. Можно смириться с тем, что ты не узнаёшь на вкус вообще ничего, потому что твои рецепторы теперь воспринимают ярче всё, даже воду; ладно ты слышишь звуки на новой частоте; ладно твои движения порой неконтролируемо срываются на скорость ветра; ладно ты уже задолбался ждать, когда же всё это наконец станет для тебя нормой и твоё тело наконец перестанет выдавать неожиданные сальто, но эмоциональная нестабильность – это засада… Особенно для меня, ведь я до сих пор так гордилась своей способностью мастерски контролировать эмоции, ловко скрывать их и филигранно манипулировать ими!
Мы молчали. Может быть потому, что Тристан убаюкивал Тею, а может быть и не поэтому… Когда малышка засопела, Тристан отправился с ней в её спальню, расположенную на втором этаже, и я пошла за ними. Во время перемещения девчонки в колыбель она проснулась и начала кряхтеть, так что мне пришлось раскачивать колыбель, и этот метод повторного убаюкивания, кажется, работал…
– Давно не оставались наедине… – от бархата его голоса по моей коже неожиданно разбегаются мурашки.
– Да уж, – я стараюсь не хмуриться. Мы продолжаем говорить тихо, чтобы не побеспокоить засыпающую: – Как там обстоят дела с силовым полем и вакциной от Стали?
– Первый в процессе подключения, вторая в процессе создания. Полярис действительно верит в то, что сможет вывести вакцину из крови Металлов, так что продолжаем резать себе вены. Старик дряхлый, ему уже больше восьмидесяти лет, будем надеяться, что он всё же успеет реализовать свои гениальные идеи…
Он приблизился ко мне сзади, и мурашки снова покрыли мою кожу – ещё до того, как его горячие пальцы коснулись моей шеи, убрав с неё густые пряди волос… Он поцеловал меня в шею…
– Я соскучился… А ты?
– И я… – в моём тоне прозвучало скорее раздражение, нежели нежность.
– Ты очень напряжена. Помнишь, что я говорил тебе о том, что всё ради удовольствия?
– Металлы могут заснуть в минуту, в которую пожелают, могут пить и есть, не испытывая при этом голода или чрезмерного насыщения…
Он почти нетерпеливо отцепил мои руки от края колыбели, в которой Теа уже уснула, и, несколько секунд продолжая дышать ароматом моих волос, медленно повёл меня за руку в сторону двери, ведущей в кладовую. Я не понимала его, но когда мы переступили порог, и он включил лишь свой наручный фонарь, едва освещающий узкую комнату,