споткнулась и упала. Настя, выпустив от рывка её руку, по инерции пробежала несколько шагов, протащив и Серёгу.
– Так, стоп! Не пойду никуда, пока не узнаю, в чём дело! – Настина подруга демонстративно уселась на землю, скрестив ноги, – Рассказывай по порядку.
Настя открыла рот, но сказать ничего не успела: из-за сосен бесшумно выплеснулась волна мрака и накрыла Ленку. Всего на мгновение. И тут же схлынула, чуть откатившись и остановив свой стремительный бег.
Ленка осталась сидеть на том же месте, в той же позе… только что-то неуловимо изменилось в её глазах. Девушка ещё несколько мгновений сохраняла прежнее положение, а потом мешком рухнула на прошлогоднюю хвою.
– Ленка! – Сергей, ожив, выдернул руку из Настиных пальцев и бросился к лежащей подруге, – Ленка, что с тобой? – он тормошил безжизненное тело почти так же, как Настя Лёшку всего несколько минут назад. И с тем же результатом: мёртвая Ленка молчала и только безразлично мотала головой.
Затаившаяся в паре метров темнота оживилась, почуяв новую добычу. Настя не успела даже окликнуть склонившегося над телом подруги Сергея: мрак окутал и его, лишь на миг скрыв от Настиных глаз. И вновь всё повторилось: темнота отступила назад, оставив на земле ещё один труп.
Настя закричала: дико, страшно. Она просто стояла и кричала, сквозь слёзы глядя, как густая бесформенная тень, перекатившись через тела её друзей, неспешно, по-хозяйски уверенно подползала к ней. Она кричала, не переводя дыхания, когда чернота коснулась её израненных ног и, обжигая холодом, поползла вверх по обнажённому телу. Она кричала, выдыхая из лёгких последний воздух и тогда, когда ледяная волна достигла груди, больно сжав сердце. И лишь когда мрак хлынул в её разодранный криком рот, наступила тишина.
Часть первая
Время барабабашек
Глава 1
– Пал Палыч!
– М-м-м-м…
– Пал Палыч!
– М-м-м-м… нет меня…
– Пал Палыч, Антониди плохо! Уши синие совсем!
– ……..ь! – пытаясь по очереди открыть глаза, я вскочил с кушетки. Какой уж тут сон: упомянутого Антониди прошлой ночью реанимировали четыре раза. Дед оказался старой закалки: из четырех клинических смертей выходил молодцом (то бишь, в полном сознании и с грязными реликтовыми русско-греческими ругательствами, послушать которые поначалу сбегались многоопытные в этом отношении дежурные хирурги; потом, правда, надоело: реанимируемый при каждом очередном воскрешении оригинальностью не блистал и весь текст воспроизводил с начала и дословно). И вот теперь – «уши синие». Нехорошо-с!
– Мыли? – поинтересовался я у сестрички Клары, принесшей тревожную весть.
– Что? – хлопнула она ресницами (готов поклясться, хлопок был слышен).
– Уши, спрашиваю, мыли?
Дошло. Хихикнула, развернулась и умчалась в палату.