Тарле, Лихачева, Готье, Бахрушина. Потом взялись за реставраторов, краеведов, музейщиков. В Новгороде тоже многих похватали: Порфиридова, Смирнова, Шевякова. Моего дядю Владимира Передольского сослали на Колыму. Обвинили в подготовке покушения на Сталина, хотя он курицу боялся зарезать. Там и сгинул.
А потом и я попал под раздачу. Взяли меня по делу Студенческого христианского союза, хотя я всегда считал себя атеистом. Арциховский пытался было за меня заступиться, да куда там, он и сам тогда на ниточке висел. Получил я свои пять лет лагерей и отправился на Соловки…
Несколько минут они шли молча. Потом Пономарев заговорил снова:
– Ты даже не представляешь, Тамара, каких людей я там встречал! В одном бараке сидят бандиты и убийцы, а в соседнем – инженеры, ученые, литераторы, музыканты. Сидел с нами великий реставратор Александр Иванович Анисимов, тот, что новгородские фрески Феофана Грека спасал. Интеллигент до кончиков пальцев и при этом абсолютно бесстрашный человек! Был еще Боря Шевяков, красавец, дворянских кровей, умница, специалист по архитектуре средневекового Новгорода. И тоже отчаянная голова! Чтобы повидаться с любимой женой, бежал из лагеря в Ленинград. Одну ночь с ней провел, а потом бдительные соседи стукнули куда надо, и его снова схватили.
– И что с ними стало?
– В тридцать седьмом году семьсот человек погрузили на баржу и отправили в неизвестном направлении. Говорили, что баржу утопили, а потом оказалось, что их всех расстреляли в Сандормохе. Вот такое у нас, Тома, правосудие!
– Но ведь партия осудила «ежовщину»! – неуверенно возразила Тамара.
– А кто вернет родным безвинно убиенных?! Кто вернет мне мои пять лет жизни?!
Лицо Пономарева потемнело. С трудом успокоившись, заговорил снова:
– Отсидел я свой срок от звонка до звонка и вернулся в родной Новгород. Да только меня тут никто не ждал. На работу бывшего зэка не берут, жилья своего нет. Уже собрался уехать куда подальше, но на мое счастье Арциховский не побоялся снова взять меня в экспедицию. Сам Артемий Владимирович на Славне новый раскоп заложил, а меня отправил копать Рюриково городище.
Пономарев помолчал, улыбаясь своим воспоминаниям, а потом заговорил снова:
– Я ведь всегда об этом мечтал. Думал, вот она, моя Троя! Там еще Николай Рерих искал древнюю княжескую резиденцию, но не нашел. Но я-то знаю, что она там есть! Каждую весну Волхов в половодье выносит на берег то арабские дирхемы, то старинные амулеты. Значит, резиденция была, а раз так, то я ее непременно найду. Представляешь, какая это будет сенсация?! Кстати, приезжай как-нибудь на раскоп, много интересного покажу…
Прощаясь, Пономарев протянул Тамаре руку. Рука у него была неожиданно маленькая, как у подростка, и влажная от пота, и это неприятно удивило девушку, ожидавшую крепкого мужского рукопожатия.
По субботам городская молодежь собиралась на Веселой горке. Так называлась танцплощадка на высоком холме посреди кремлевского парка на месте давно