там, на северо-восточном склоне? Из автомата стреляю хуже некуда. Нет. Не пойду».
И он встал не таясь. Равнодушно спрыгнул в расщелину. Вышел на склон. И, будто во сне, пренебрегая всеми правилами военной маскировки, размеренным шагом, сутулясь, пошел на северо-восток. Может, вокруг него свистели пули, может, нет, Локтев не знал, потому что не замечал ничего.
И бойцы взвода, увидев своего командира, спокойно шагающего вдоль позиции на виду у противника, не просто подивились его смелости, но и заразились ею. И каждый стал силен, как дюжина. И противник вновь отступил с большими для себя потерями…
Локтев сидел, прислонившись спиной к теплому шершавому камню, и видел над собой бесцветное солнечное небо и твердь горы, уходившей ввысь стремительно и круто.
Чугунков говорил:
– Там полный разгром. Они расквасили всю вершину – лейтенанта и матроса – подчистую. Радист ранен в бедро. Перевязал как мог.
– Рация?
– Была цела. Он с морским штабом связь держит.
– Потому немцы и бьют.
– Да, – удивленно согласился Чугунков. – Как я сразу не сообразил.
– Радиопеленг.
– Ему надо прекратить передачи, – сказал Чугунков. – Может, фрицы тогда отстанут.
«Надо связаться с майором Журавлевым, – подумал Локтев. – Надо просить помощь и боеприпасы. Отобьем одну атаку, самое большее – две… А что дальше?»
– Вы побудете здесь за меня, – сказал Чугункову.
– Это не по уставу. У вас есть помкомзвода.
– Убит.
– Остались командиры отделений.
– Я назначаю вас своим заместителем.
– Это не по уставу, – повторил Чугунков.
– Возможно. Но… приказ начальника не обсуждают.
Чугунков кивнул: ясно, не обсуждают. Предупредил:
– Будьте осторожны.
Радист стонал в неглубоком окопчике, вырытом за огромным морщинистым камнем. Камень центровал вершину. Однако немецкие минометчики не отличались меткостью. И не могли попасть именно в центр. Вот почему рация уцелела. А радист был только ранен, в то время как товарищи его погибли. Они лежали метрах в трех от радиста, чуть присыпанные землей.
Локтев попросил:
– Свяжитесь, пожалуйста, со штабом моего полка.
– Вам радиограмма от майора Журавлева, – сказал радист и протянул блокнот, где нетвердым крупным почерком было написано: «Держаться до последнего. Высоту не сдавать. Обеспечу поддержку в течение часа».
– Когда принята радиограмма?
Радист вынул карманные часы:
– Двенадцать минут назад. – Лицо у радиста было молодое, страшно бледное, с тонким, заостренным носом.
Глазок на рации вдруг беспокойно замигал. Локтев услышал прерывистый писк морзянки. Радист сказал:
– Это мои.
Морщась от боли, принялся записывать знаки.
– Что они говорят? – спросил Локтев.
– Требуют корректировки… У вас нет воды? – Радист