в голове…
Тайника в квартире купчихи обнаружено не было, да и больших драгоценностей, к немалому разочарованию преступников, в шкатулке не оказалось. Ее, затаив дыхание в надежде увидеть спрятанные внутри богатства, открыли в доме Тоньки Песни, сорвав маленький навесной замочек. Содержимым небольшого резного ящичка из красного дерева оказались: паспорт, выданный на имя Плотниковой Евдокии Пантелеевны, несколько справок, пожелтевшие от времени письма, фотографии, серебряный нательный крестик, кисет, золотое обручальное кольцо, небольшая сумма денег в пятьсот пять советских рублей и колода старинных гадальных карт. Суеверная Тонька, увидев карты, испуганно произнесла:
– Не к добру это. Слышала я, что среди воров говорят, будто украденные карты к неудаче.
Пономарь оборвал:
– Еще среди воров говорят: «Не верь, не бойся, не проси!» Так что не каркай, ворона, а колотушки сожги в печи. Вот и вся недолга.
Кроме деревянной шкатулки из квартиры были похищены полуведерный медный тульский самовар-репка с медальонами, бронзовый подсвечник и старомодная соломенная шляпка, украшенная фазаньими перьями в круглой картонной коробке. Эти вещи вместе с крестиком и золотым кольцом продали скупщице краденого тете Клаве. Тонька хотела оставить шляпку себе, но примерив, со словами: «Это не мой фасон», отказалась. Пятьсот пять рублей разделили между собой, а документы, письма и фотографии Пономарь велел вместе с колодой карт сжечь в печке. За дело взялся Вячеслав. Перед тем как отправить бумаги в огонь, Скворцовский успел их посмотреть в том порядке, в каком они лежали в шкатулке.
Первой была потускневшая семейная фотография, как гласила надпись внизу, сделанная в городе Астрахани в 1910 году. За столиком с гнутыми резными ножками, на котором стояла белая античная ваза с цветами, сидел лысоватый бородатый мужчина лет около пятидесяти, в черном костюме и жилете. Длиннополый пиджак отца семейства украшала медаль «За усердие», а жилет – цепочка от карманных часов. С другой стороны стола сидела красивая тридцатилетняя женщина в пышном белом платье и шляпке. Шляпку Скворцовский признал. Это была та самая шляпка, которую Володька Косой вынес из квартиры старухи. На руках женщины сидела миловидная девочка лет восьми в нарядном кружевном платьице и бантом в курчавых льняных волосах. Позади стола, между мужчиной и женщиной, стояли худой гимназист с редкой бородкой и юношескими усиками и светловолосый мальчик лет тринадцати в белой матроске. На следующей фотографии этот мальчик, повзрослевший, был одет в пехотную форму унтер-офицера царской армии. За фотографией следовало пожелтевшее от времени письмо. Вячеслав раскрыл послание, стал читать.
«Любезная моя и незабвенная матушка, шлю горячий сыновий привет, поздравляю Вас с наступающим Великим постом и от искреннего сердца желаю многие годы здравствовать на радость всему нашему семейству! Отправляю Вам сие письмо по случаю со своим сослуживцем и хорошим моим товарищем подпоручиком Анатолием