все. А уж про домовых и кикимор разных сколько слухов ходит даже в наше время… Будто души это бывших жильцов неупокоённые. Они при домах остаются, в которых жили когда-то. Все ищут, где же в свое время упустили что-то важное. Не успели, значит, при жизни чего доделать. За хозяйством глядят, да детей растить помогают. Каждый, конечно, на свой макар. Им же кажется, что все правильно делают. Да со временем от реальности сильно отстают, вот и выходит у них не всегда и все гладко. От этого и разговоры идут о том, что злые они, людям, мол, вред наносят. Полтергейстами кто обзывает, фантомами, а кто и силой нечистой. Ну, тебе, Степа, про фантомов рассказывать не надо. Ты их и воочию видел в Зоне. Мы, правда, и сейчас вроде как в Зоне находимся. Так что я не удивляюсь, если дедок этот – какой-нибудь предок Везунчика. Пробудила его Зона своей мистикой да аномальной активностью, как иное к жизни возвращает на свой лад. Зомби да фантомы тому примером. Встретил-то парень его аккурат возле дома горящего… А раз дома не стало, значит, и у домового его тоже больше нет. Начал он, видно, цель себе новую искать, а рядом как раз Везунчик и оказался. Так вот теперь он парня, похоже, и охраняет от бед. И пока своего не добьется, не успокоится. Да-а-а… Не зря к тебе сразу эта кличка пристала. Редкостная точность! Ты же сам видел, как он нам с трубой помог. А то бы точно убился кто-нибудь, пока на верхотуру лез. Ну, ладно, побалакали и будет. Пора и честь знать. Сегодня денек нелегкий выдался, а завтра может еще хуже быть. С Зоной шутить нельзя. Сил много надо. Давайте спать. Утро вечера мудренее. Поутру и решим, что дальше делать. Думаю, до новых границ ее нам недолго идти осталось, а там, глядишь, все и образумится. Спокойной ночи вам, да и тебе, Нафаня, не хворать. Тоже, поди, силенок-то поистратил… Я там тебе внизу кусок хлеба с салом в уголке приложил… Да в кружке горилки малость оставил… Не обессудь, ежели чё…
Голос Квашни звучал все тише, пока не перешел в невнятное бормотание, а затем послышалось его размеренное, с присвистом, дыхание. А на Артема вдруг накатило:
«Нафаня! Тот самый Нафаня, о котором с детства рассказывала бабушка Анна! Вот ведь, как поворачивается жизнь. В ней даже добрая сказка на ночь может оказаться самой, что ни на есть, настоящей реальностью! Только вот бабушки Анны больше нет на свете…»
В горле Артема встал тугой комок горькой утраты, по щекам побежали слезы, но сил на переживания больше не осталось. В дальнем углу чердака опять начал свою колыбельную песню сверчок. Сознание медленно терялось где-то в бескрайних уголках Морфеева царства, унося вдаль переживания прошедшего дня, беззаботное детство, улыбающееся лицо Нафани и приятную сладость рассказанных на ночь сказок. Наступало забвение, опутанное мраком ночи, а впереди уже брезжил далекий рассвет предстоящего дня. Легкого ли? Кто знает. Только ночь, на дальнем берегу которой этот день постепенно начинал зарождаться.
Воспоминания навели Стража на интересные мысли. «Как там рассказывал Квашня? Мельник