на Сенной рынок.
– Ку-уда? Точно на Сенной?
– Точно-преточно.
– И давно?
– Давно-давно.
– Вот ведь неугомонная! Сто раз говорил, чтобы одна в такую даль не таскалась. И что ей там делать? Книжки продавать? Да кому они теперь нужны. О, кстати, пойду какую-нибудь для растопки притащу.
Юрка прошел в гостиную, вытащил из груды сваленных на пол томов (книжный шкаф давно спалили) парочку первых подвернувшихся под руку. Затем слегка отогнул край служившего дополнительной шторой одеяла и всмотрелся в названия. Нет уж, фиг! «Трех мушкетеров» он не станет сжигать ни при каких обстоятельствах. А это у нас что? Бальзак, «Человеческая комедия», том четвертый. О, а вот эта годится – и толстая, и скучная.
Он возвратился в комнату и начал раскочегаривать печурку.
– Юра! – тихонько позвала сестра.
– Чего тебе?
– А ты хлебушка получил?
– Получил.
– А дай мне покушать, а?
– Не могу, надо сперва бабушку дождаться. Забыла наш уговор? Хотя на вот, – Юрка достал из рукавицы один из двух оставшихся хлебных кусочков. – Это нам Федор Михайлович подарил. Помнишь его?
– Помню, – жадно схватив хлеб, подтвердила Олька. – Это который Достоевский фамилия и который раньше к нам в гости ходил и всякие вкуснятины приносил. Он хороший. Жалко, что больше не ходит и ничего не приносит.
– Федор Михайлович меня к себе на работу берет. Скоро начну получать рабочую карточку.
– Ур-ра!..
Благодаря вырванным из Бальзака страницам обледеневшая дровина занялась довольно скоро. Юрка присел на корточки и обхватил руками металлический цилиндр буржуйки – вот они, минуты подлинного блаженства. Жаль только, что слишком быстро пролетают. Так же быстро, как остывают и стенки печки, едва гаснет в топке огонь. Бабушка права: использовать буржуйку для обогрева комнаты – непомерное расточительство. Но Юрке обязательно нужно хотя бы чуть-чуть согреться. Потому что сейчас снова придется выходить на мороз и плестись, быть может, до самой Сенной.
Ох и зол был Юрка на Ядвигу Станиславовну. Вместо того чтобы воспользоваться возможностью и хоть немного отдохнуть, восстановить силы, ее зачем-то понесло на толкучку, даже не на ближнюю. Теперь вот тащись, разыскивай, веди домой. Причем снова оставляя Ольку одну. А ну как тревога? Как же он измучился с ними: что старый, что малый – никакой разницы.
– Так, Олька, ты тут лежи, кушай. А я пойду.
– Опять уходишь? – испуганно напряглась сестра. – Не ходи. Мне одной страшно-престрашно.
– Надо бабушку встретить. Вниз-то она как-то спустилась, а вот как обратно подниматься станет, не подумала. Лестница между первым и вторым этажом снова как каток. Небось опять Соловьевы ведро со своим ссаньем поленились до улицы донести, в подъезде вылили.
– Юра!
– Ну чего еще?
– А правда, что Петьку Постникова по-настоящему, а не понарошку, съели?
– Чего ты глупости говоришь? Кто его съел?
– Ничего