любили и умели они так делать. Но знакомые хлопки разрывов были не на поле, где пехота бежала, а сзади.
После боя догнавшие пехотинцев артиллеристы не без гордости рассказали, что фальшивый макет гансы накрыли четко и точно, разнеся приманку вдрызг. И всем приятно стало, что не зря по ночам корячились.
– Здесь пойдем или как? – деловито спросил боец, сбил с мысли.
– А вот тут срежем. Вроде как на тропку похоже. И покороче будет, – сказал Сидоров и шагнул на полузаросшую травой, но явную тропку. Странно, тут лес был совсем целехонький, даже без отметин пуль и осколков на стволах деревьев. Мирный лес, и дом почему-то вспомнился. Замкомвзвода грустно вздохнул.
Странно: земля вспучилась, словно пузырь, и швырнула его вверх, так что он с удивлением увидел деревья вокруг со странного ракурса. Словно кто-то громадный снизу огромной ладонью поддал. И вокруг что-то летело вверх вместе с ним. И сам он летел, что было так странно. Не ангел же и не соловей… И пахнуло в ноздри насильно кровью и горьким дымом…
Сознание он потерял, когда тяжко, всем телом, плашмя, ударился оземь. Пришел в себя от боли – резкой, рвущей. Все болело, и даже не понять, что больше. Увидел озабоченную и забрызганную кровью физиономию бойца.
Почему-то вверх тормашками на фоне крон деревьев и серого неба.
– Что это… что это было? – пересохшим внезапно ртом спросил – вроде громко, а пыхтящий боец не услышал с первого раза. Похоже, тянул он куда-то Сидорова за плечи. Повторил вопрос дважды и трижды. В ответ везунчик зашевелил губами. Но кроме того же неприятного писка в ушах – ничего. Правда, дошло все же – волочит его товарищ по земле на шинели, словно на волокуше. А когда попытался встать – прострелило снизу вверх такой болью, что не выдержал и застонал в голос. Опять боец губами шевелит, бровки домиком забавно сложив.
Попытался юнца обнадежить, ободрить, спросить о том, что с ним, и от такой натуги вырубился, впав в беспамятство. Дальше помнил маленькими кусочками, и никак было не связать эти картинки воедино. Лютая боль мешала и слабость страшная.
Вроде телега была, потом вроде как грузовик – трясло сильно, странный запах в большой брезентовой палатке, серые глаза между белой тканью, потом догадался – врач, наверное. Пить хотелось очень, а не давали почему-то. Опять вроде везли. Мутило, и голова кружилась неприятно, а еще мучил страх – что там внизу с ногами и вообще.
И пришел в себя уже в палате – догадался, что больничной – по запаху и всему остальному.
То, что он ранен – уже давно понял. И, как опытный вояка, решил, что, скорее всего, на мину наступил – свезло, что называется, как утопленнику.
Понимал это смутно, что-то кололи в руку, отчего проваливался в темный тяжелый сон, боль тоже затихала – не совсем, а словно спрятавшийся в будку ворчащий злой пес – все время давала знать, что она здесь, никуда не делась. И все время было страшно –