возраст? Я стараюсь понять смысл этого понятия, исходя из того, что видела минуту назад. Имеет ли она в виду его невысокий рост? Или тот факт, что его лицо способно резко менять цвет? Мне хочется расспросить ее подробнее, но Хезер сама продолжает разговор на эту тему, не нуждаясь в вопросах:
– Быть тринадцатилетним тяжело. Сам еще не понимаешь, кто ты такой. Кто твои настоящие друзья. Кому ты можешь верить. Не знаешь своих истинных способностей.
Я внимательно слушаю ее, обдумывая каждое слово.
– Тогда у меня, видимо, сейчас тоже переходный возраст.
Хезер улыбается. Мне нравится, как при этом лучиками разбегаются складки кожи в уголках ее глаз. И как смягчается выражение самих глаз. Она закрывает дверцу буфета и смотрит на меня:
– Спасибо вам.
– За что же?
– У вас доброе сердце.
Я сразу же вспоминаю больницу и Кияну, которая описывает мои основные показатели, а потому я думаю, что Хезер тоже имеет в виду нечто медицинское. Хотя и непонятна связь моей кардиограммы с нынешним разговором.
– Проблема в том, – продолжает она, сполоснув руки под краном, – что Коуди сейчас интересуют только математика и наука вообще. Я сама была школьницей очень давно, но помню, что такого рода увлечения мало способствуют социальной адаптации молодого человека в школе или колледже. К тому же он немного отстает в физическом развитии. Впрочем, его отец резко вытянулся, только когда ему исполнилось пятнадцать.
Я впитываю слова Хезер, хотя понимаю далеко не все. Впрочем, такое чувство, что ей и не требуется полное понимание с моей стороны.
– Вам очень повезло быть такой красавицей в столь юном возрасте, – говорит она. – Уверена там, где вы жили раньше, вы без усилий могли привлечь внимание мальчиков или завести подруг.
Мне самой интересно, так ли это было на самом деле.
Хезер вытирает руки полотенцем.
– Как бы то ни было, знайте: если Коуди поведет себя странно, то только потому, что чувствует себя неуверенно с хорошенькими девушками. Дайте ему немного привыкнуть к тому, что вы живете с нами. На самом деле он очень милый мальчик.
Я киваю, улыбаюсь, не зная, как еще реагировать на ее слова.
Хезер предлагает мне отправиться наверх и отдохнуть, обещая позвать, когда будет готов ужин.
Мне эта идея определенно нравится. Я даже хочу поскорее остаться одна, и потому тихо поднимаюсь по ступеням, захожу в свою спальню и закрываю дверь.
Усевшись в кресло, я начинаю раскачиваться. Движение успокаивает. Его амплитуда ограниченна. Легко поддается вычислению. Вписывается в квадрат.
А я люблю все, что вписывается в квадраты. Особенно в такие, что напоминают коробки с этикетками.
Зато неправильной формы емкости без маркировки и с неизвестным содержимым вызывают у меня острое беспокойство.
И как я ни пытаюсь внутренне сопротивляться, в голову постоянно лезут мысли о том юноше. С этим я ничего не могу поделать. Он заинтриговал меня. Но одновременно и рассердил тоже.
Что все это значит?
Быть