стекло обрезает солнечные лучи невидимой гильотиной. Шагнул ближе к раме; там, за стеклом, виднелось жаркое лето. Но стоило пальцами притронуться к запору – тело проколол разряд холода, как будто руку опустили в ледяную воду зимней Невы. Стекло оставалось стеклом, однако вибрация под кожей давала понять: снаружи снова не та эпоха. Если он и выберется туда, то окажется в чужом времени, потеряв шансы вернуться в реальность 2024‑го. Не спасение, а ловушка.
Руки ныли, кровь от царапины на боку подсохла и неприятно стягивала кожу. Макс отошёл от окна, снял со спины рюкзак и упёрся поясницей в перила. В голове гудел рой из мыслей: мама; незнакомка; одноклассница, которая неделю назад перед всем классом отвергла дружбу; отец, давно забывший о сыне, но, видимо, вбивший в ДНК породу выжить всем назло. Темнота вокруг всё больше сгущалась. Максим помассировал гудящие бёдра, прислушался и вздрогнул: из маревой глубины подъезда поднимался глухой, ржавый шёпот, как голос лифта без кабины. Ни слов, ни фраз, только дрожащая, надвигающаяся палитра из звуков.
Он повернул голову – перед глазами продолжала маячить приоткрытая дверь с облезлой цифрой 13. Из щели исходила заметная полоска света, будто квартира дышала электрическим воздухом. Макс сглотнул:
– Ну, чувак… или спасение, или к-крышка…
Поднял и обнял рюкзак так, словно тот мог быть щитом, затем сделал первый шаг к зыбкому прямоугольнику света. Мрак за спиной плотнел, а шёпот, казалось, издевался.