target="_blank" rel="nofollow" href="#n_64" type="note">[64]. Должен ли я позволить наводнять северную Германию английскими товарами?
– Временный характер этих мер произвел бы впечатление политического шага, но их окончательный характер и продвижение на север целых армий вместо нескольких батальонов для подкрепления таможенной стражи – это вызвало испуг.
– Вы не дальновиднее Александра, который одержим страхом. Именно эти меры, которые вы порицаете, отнимают все надежды у англичан и принудят их к миру.
Этот разговор продолжался еще долго. Император перескакивал с одного вопроса на другой и после длительных перерывов вновь возвращался к тем же темам, – несомненно для того, чтобы проверить, буду ли я давать те же самые ответы. Пожалуй, он никогда еще не предавался более серьезным размышлениям, если судить по его озабоченности и по тем долгим паузам, которые прерывали эту беседу, продолжавшуюся пять часов.
После одной из пауз он сказал мне:
– Нас поссорил австрийский брак. Император Александр рассердился на меня за то, что я не женился на его сестре.
Я должен был напомнить императору, что, как я доносил в свое время, Россия не интересовалась этим браком; император Александр не мог отказать в согласии поддержать эту идею без всяких определенных обещаний, но он никогда не уступил бы по вопросу о религии; надо было бы выжидать по крайней мере целый год, если бы императору и удалось добиться согласия своей матери; он никогда не хотел взять на себя определенное обязательство по этому вопросу, и там были скорее довольны, чем рассержены, когда неожиданно узнали о заключении брака с австрийской принцессой; хотя мы не очень деликатно аннулировали сделанные нами предложения, к счастью, еще не получившие положительного ответа, который поставил бы меня в очень затруднительное положение, если бы я его к этому моменту добился.
– Я забыл эти подробности, – сказал император, – но не подлежит сомнению, что там были рассержены сближением с Австрией.
Я ответил ему, – это была правда, и это поразило в свое время всех, – что, как доказывают разговоры императора и Румянцева во время первых предварительных шагов, предпринятых по этому вопросу, в Петербурге в первый момент почувствовали только удовольствие от исчезновения вопроса, весьма деликатного для взаимоотношений между обоими правительствами и еще более деликатного для императора Александра в области его отношений со своей матерью и со своей семьей.
Император Наполеон еще раз повторил, что он не хотел ни войны, ни восстановления Польши, но что надо прийти к соглашению по вопросу о нейтральных и по другим разногласиям.
– Если ваше величество действительно этого хочет, то это будет нетрудно, – снова ответил я.
– Уверены ли вы в этом? – спросил меня император.
– Вполне, – был мой ответ, – но нужно, чтобы предложения были приемлемы.
– Но что же еще? – возразил император. Он побудил меня вновь перечислить ему возможные предложения.
– Ваше величество уже давно и столь же хорошо,