Кригер (приехал нарочно из Берлина), Басаргин[152], Андреев[153] и несколько офицеров. Играла музыка, но от нее было еще грустнее и невесело! Бедный Georgy тоже очень грустен и тоскует, почти не выходит из своей каюты и еще меньше говорит, чем когда-либо.
Хорошо ли спала Alix в моей постели? Что вы делаете сегодня, гуляли ли, какой был обед? Я все хочу знать, меня все интересует. Ах, как меня тянет назад в милую Данию, в милейший Fredensborg! Совершено скверный кошмар вдруг очутиться в другой чуждой обстановке после милого, дорогого общества в Fredensborg.
Киль. Только что пришли благополучно сюда в 4 часа и встречены были салютом всей английской эскадры и двумя германскими судами «Baden» и «Blucher». Два английских адмирала со своими капитанами приехали ко мне с визитом. В 8 часов я пригласил их к обеду. Потом приехал граф Шувалов[154], Воронцов, Рихтер, Олсуфьев[155], Вердер и Villaume[156] и некоторые германские адмиралы представляться.
Киль узнать нельзя с тех пор, что я тут не был, а именно с 1872 года; что они понастроили – это удивительно и масса сильных батарей. Мы бросили якорь между «Baden» и английским «Minotaur», против самого дворца. В 12 часов отправились в Берлин, а «Держава» сейчас же отправится обратно в Копенгаген, и я посылаю это письмо с В.Г. Басаргиным.
Скоро 7 часов и вы пойдете все к обеду; Боже, что я бы дал быть снова с вами там, авось кто-нибудь вспомнит и пожалеет мое отсутствие. Что за грустный был вчерашний последний обед, как я держался, чтобы не плакать, такую тоску и грусть чувствовал я все время. Ехали мы вагоне все вместе, но разговаривать я не мог, не до этого мне было, а представил, что я сплю.
На станции в Копенгагене меня проводило все семейство графа Толя[157] и все наше посольство, священник и офицеры Гвардейского батальона, получившие ордена. Мой друг старый швейцар со своей медалью трогательно прощался со мной. Потом мы сели втроем с George и генералом Shreiber[158] в коляску и поехали к Толботену[159], где никого, к счастью, не было, кроме адмиралов Scieve и Kriger и Аxil Бликсена[160].
На «Державе» закусили и пили чай, а в 3 ¼ 2 снялись с якоря и отправились в море, простившись с милым Копенгагеном и дорогой Данией! Ужасно было тяжело и грустно. Спал я, к счастью, хорошо, но чувствовал себя совершенно разбитым морально.
Теперь пора кончить письмо. Еще раз благодарю дорогих Papa Christian[161] и Маman Louise, Alix, Bertie[162], Fredi и всех за их ласки. Передай им всем мой поклон, а в особенности Victoria и Маnd, которые всегда так милы со мною и любят меня, не знаю за что!
До свидания, моя милая душка Минни. От всего любящего сердца обнимаю тебя. Целую Ксению, Ники, Мишу и Ольгу. Христос с вами, мои душки.
Твой верный друг Саша.
(ГАРФ. Ф. 642. Оп. 1, Д. 710. Л. 7—10 об.)
Берлин. 29 сентября 1889 г.
Моя милая душка Минни!
Вот мы уже в этом поганом Берлине и просто в отчаянии с Georgy попасть в этот омут! Как тяжело и невыносимо скучно быть в этой обстановке после нашей тихой, симпатичной жизни в Fredensborg!
Встреча была торжественная