души Саша.
(ГАРФ. Ф. 642. Оп. 1. Д. 710. Л. 37–40)
Гатчина. 26 мая 1891 г. Воскресенье.
Моя милая душка Минни!
Жду с нетерпением твоего первого письма, но не знаю, когда получу его. Скучно и пусто без тебя здесь и весь день как-то иначе, все не то; отвратительно оставаться одному и опять быть в разлуке с тобой, милая душка Минни. Комнаты Ксении тоже наводят на меня тоску, каждый день прохожу по ним к Мише и Ольге и так все пусто и безмолвно, несмотря на то, что у меня теперь больше свободного времени, я не могу покончить с массой бумаг и чтения, и ложусь спать почти всегда в ½ 4, часто с чудным восходом солнца прямо в мои комнаты. Кроме бумаг и дел я не успеваю прочесть решительно ничего и даже мой «Кронштадтский Вестник»[186] остается нечитанным и набирается по 3 и 4 номера. Жоржи, я думаю, счастливее меня и успевает все прочесть.
Доклады министров тоже длиннее обыкновенных и часто только ½ 2 успеваю садиться за завтрак. Мы обедаем и завтракаем в нашей маленькой столовой, а потом курим и болтаем немного в твоей маленькой комнате. Завтракаем с Alix и детьми, а к обеду приглашаю княжну Лобанову (Фафка), Черевина и был на днях Шереметев (дежурный), а вчера Николай Михайлович[187].
Сегодня были у обедни с Alix, Павлом и детьми и завтракали одни. К беду приехали Владимир и Алексей, который остался ночевать. Вчера ходили с Alix и детьми на Егерскую слободу и показали ей все, в особенности она была довольна всеми дикими зверями; тоже смотрели всех 17 собак, подаренных князем Ширинским-Шихматовым[188]; есть очень хорошие и милые, но лают страшно и такой шум, что нельзя говорить, ничего не слышно.
Что за погода стоит у нас вот уже 5 дней; холод страшный, днем всего 5–7 градусов, а ночью 1–2 градуса. Был и снег и град и дождь; солнце мало показывается, а если и есть, то не греет; всего 10–11 градусов. Это впрочем очень хорошо, потому что к вашему приезду наверное будет чудная погода, а вся гадость пройдет теперь.
Сегодня с утра получил я твою телеграмму и совершенно сошлись в мыслях; я именно утром еще думал о грустном сегодняшнем дне, который только раз был радостный и счастливый и ты именно то же самое мне пишешь. Да, это рана, которая во всю нашу жизнь не вылечивается и с каждым годом более и более раскрывается и ноет! Да, когда подумаешь, что нашему ангелу Александру[189] было бы теперь уже 22 года, когда подумаешь, что все три старших мальчика были бы вместе, почти одних лет, и никогда его больше не видеть с нами в сей жизни, просто душа разрывается от отчаяния и грусти! Но и за то как не благодарить Господа, что Он его младенцем взял к себе обратно, т. е. прямо в рай, где, конечно, он молится за нас и вместе с тем нашим ангелом-хранителем. Все же грустно и тяжело! Да, будет воля Твоя, Господи!
27 мая. Понедельник.
Сегодня получил я твое милейшее и длинное письмо из Ливадии, за которое благодарю от всей души; оно мне доставило огромное удовольствие, наконец, услышать от тебя новости после 7 дней нашей разлуки в Москве. Я так рад, что ты подробно все описываешь и так все меня интересует. Да, мне страшно жаль,